Библиотека
 Хронология
 Археология
 Справочники
 Скандинавистика
 Карты
 О сайте
 Новости
 Карта сайта



Литература

 
Введение  

Источник: В. Я. ПЕТРУХИН. МИФЫ ДРЕВНЕЙ СКАНДИНАВИИ


 

Для древней цивилизации Греции и Рима Германия - нынешние земли между Рейном и Эльбой - и Скандинавия были окраиной заселенного людьми пространства. Дальше был только бесконечный Мировой океан, со всех сторон омывающий землю; Скандинавию античные географы вообще считали островом - полулегендарной страной Туле. До начала новой эры ходили легенды, что лишь один человек - хитроумный Одиссей - достиг северного берега Океана.

Греки и римляне считали народы, обитающие вне их цивилизации с развитой городской культурой и письменностью, "варварами", лишенными не только настоящей культуры, но и членораздельной речи, способными лишь на невнятное бормотание ("бар-бар"). Это представление было наследием еще более древней - первобытной эпохи, когда иноплеменники считались не только чужими, но и заведомо враждебными "своему" народу людьми. Мир греков и римлян был "средиземным", остальное было окраинным, периферийным, варварским. Но смысл развития цивилизации заключался в том, чтобы первобытные племенные перегородки рушились. Великая греческая колонизация Средиземноморья, а затем фаланги Александра Македонского и, наконец, римские легионы разрушили не только границы древних цивилизаций Ближнего Востока, но и замкнутые племенные мирки "варварской" Европы.

Римляне быстро убедились на практике, что "варвары" - это очень разные народы, обладающие собственными культурой и языком. Современная наука во многом остается наследницей того, что узнали и поняли об этих народах древние авторы. В частности, античные историки и географы различили две крупные общности народов Западной Европы - кельтов (галлов) и германцев, и до сих пор это деление на народы, говорящие на кельтских и германских языках, принято в языкознании. Народы современной Германии и Скандинавии - датчане, шведы, норвежцы, исландцы - говорят на германских языках, сохраняют много общего в традиционной народной культуре. При этом, однако, сами германские народы не именовали себя германцами - это наименование (обозначение - этникон) ввели римские авторы. Сами германцы сохраняли свои племенные имена (этнонимы), в том числе имя тевтоны, родственное нынешнему самоназванию немцев - дейч; оно означало "народ, люди, свои люди" - ведь только свое племя и считалось в первобытную эпоху настоящими людьми. Еще одно характерное племенное имя сохранилось в названиях стран, расположенных в крайних пределах расселения германских народов: по-германски оно звучало как свевы, свей, свионы, семноны, что означало "свой, соплеменник"; Швеция в Скандинавии и Швейцария в Альпах напоминают о тех германских племенах, которые считали только соплеменников "своими", прочие племена - "чужими". Названия других народов, в том числе северогерманских или скандинавских, часто означают страну, в которой они расселились: норвежцы в древности назывались норманнами (так именовали и всех скандинавов - "северных людей"), исландцы получили название от острова Исландии. Представление о родстве развивалось у германских племен в процессе столкновения с "чужими", прежде всего - римлянами.

Германские боги

Первым римским автором, который описал обычаи германцев первых лет н. э., был сам покоритель Галлии Гай Юлий Цезарь: "Нравы германцев во многом отличаются от галльских нравов: у них нет друидов для заведования богослужением, и они мало придают значения жертвоприношениям. Они веруют только в таких богов, которых они видят и которые им явно помогают, - именно в солнце, Вулкана и луну: об остальных богах они не знают и по слуху. Вся жизнь их проходит в охоте и военных занятиях... Земледелием они занимаются мало... Ни у кого из них нет определенных земельных участков и вообще земельной собственности, но власти и князья каждый год наделяют землей... роды и объединившиеся союзы родственников, а через год заставляют их переходить на другое место. Этот порядок они объясняют разными соображениями; именно, чтобы в увлечении оседлой жизнью люди не променяли интереса к войне на занятия земледелием, чтобы они не стремились к приобретению обширных имений и люди сильные не выгоняли бы слабых из их владений".

Сведения Цезаря могут показаться непонятными современным читателям, так как великий римлянин описывает быт германцев, во-первых, с позиций своей цивилизации, поэтому стихию, которой поклоняются германцы, - огонь - он называет именем римского божества, Вулканом. Во-вторых, Цезарь использует галльскую информацию о германцах, и галлы, как это часто бывает в племенных обществах, считают своих соседей более "дикими", чем свой собственный народ. Возможно, у германцев не было жрецов, подобных кельтским друидам - касте, наделенной сокровенным знанием всех тайн Вселенной, но им был известен и сложный религиозный культ, и жертвоприношения, способные поразить воображение античных авторов.

Младший современник Цезаря и Августа, великий античный географ Страбон, дает сходное описание быта германских племен, многие из которых он уже знает по именам - ведь, столкнувшись с римлянами, они стали вести с ними непрерывные войны. Воинский обычай германского племени кимвров Страбон посчитал достойным описания в своей "Географии". "Передают, что у кимвров существует такой обычай: женщин, которые участвовали с ними в походе, сопровождали седовласые жрицы-прорицательницы, одетые в белые льняные одежды, прикрепленные (на плечах) застежками, подпоясанные бронзовым поясом и босые. С обнаженными мечами эти жрицы бежали через лагерь к пленникам, увенчивали их венками и затем подводили к медному жертвенному сосуду вместимостью около 20 амфор; здесь находился помост, на который восходила жрица и, наклонившись над котлом, перерезала каждому поднятому туда пленнику горло. По сливаемой в сосуд крови одни жрицы совершали гадания, а другие, разрезав трупы, рассматривали внутренности жертвы и по ним предсказывали своему племени победу".

Это действительно леденящее душу описание едва ли поражало античного ученого своей жестокостью: зритель, привычный к гладиаторским боям, не боялся крови пленных. Скорее, Страбона заинтересовало здесь то, что "варвары"-германцы гадали по внутренностям убитых пленников так же, как римские жрецы-авгуры по внутренностям жертвенных животных.

Образ суровых и воинственных германцев, где даже женщины были подчинены военному бы­ту и воинским культам, сложился в античную эпо­ху и дожил не только до последнего периода "вар­варской" эпохи - века викингов с его представ­лениями о валькириях - девах-воительницах - и т. п., но и до позднейших времен "тысячелетнего рейха", когда любование воинскими доблестями дополнилось индустрией уничтожения целых пле­ненных народов... Даже слово, означающее в не­мецком языке "народ" - фольк, относилось не просто к населению страны, а к организованному объединению людей (ему родственно заимство­ванное славянами у германцев слово "полк"). Этот воинственный образ был ярким, но во мно­гом поверхностным.

Уже римский историк Корнелий Тацит в конце I в. н. э. писал о том, насколько был противоречив быт германских варваров. "Когда они не ведут войн, то много охотятся, а еще больше проводят время в полнейшей праздности, предаваясь сну и чревоугодию, и самые храбрые и воинственные из них, не неся никаких обязанностей, препоручают заботы о жилище, домашнем хозяйстве и пашне женщинам, старикам и наиболее слабосильным из домочадцев, тогда как сами погрязают в бездейст­вии, на своем примере показывая поразительную противоречивость природы, ибо те же люди так лю­бят безделье и так ненавидят покой" (О происхож­дении германцев. Глава 15). "Беспробудно пить день и ночь ни для кого не постыдно, - продолжа­ет Тацит (глава 22). - Частые ссоры, неизбежные среди предающихся пьянству, редко когда ограни­чиваются словесною перебранкой и чаще всего за­вершаются смертоубийством или нанесением ран". Эта "бытовая подробность" имеет самое роковое продолжение в скандинавской мифологии: на пиру богов во время перебранки, затеянной злокознен­ным богом Локи, самими богами нарушается свя­щенный мир, и это приводит к гибели богов.

Мир, мирные отношения, особенно между "своими" соплеменниками, были не менее значимы для германцев, чем война. Мирные дела обсужда­лись на ритуальных пиршествах, поэтому наруше­ние мира во время пиров считалось тяжким пре­ступлением. "По большей части на пиршествах они толкуют и о примирении враждующих между со­бою, о заключении браков, о выдвижении вождей, наконец о мире и о войне", - пишет Тацит.

Тот же римский историк объяснил, почему женщины так активно участвовали в военных пред­приятиях и культах германцев. "Как рассказывают, неоднократно бывало, что их уже дрогнувшему и пришедшему в смятение войску не давали рассеять­ся женщины, неотступно молившие, ударяя себя в обнаженную грудь, не обрекать их на плен, мысль о котором, сколь бы его не страшились для себя вои­ны, для германцев еще нестерпимее, когда дело идет об их женах... Ведь германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их про­рицаниями. В правление божественного Веспасиана (римский император I в. н. э. - Авт.) мы видели среди них Веледу, долгое время почитавшуюся большинством как божество" (там же. Глава 8). Она жила в высокой башне, доступ в которую име­ли только ее родичи, передававшие пророчице во­просы тех, которые желали знать о грядущем. Мы сами еще увидим в скандинавских мифах пророчи­цу, которая носила сходное название - вёльва - и предрекала грядущие судьбы мира и богов.

Но уже сейчас понятно, что Тацит гораздо боль­ше знал о германцах, чем Цезарь. В сочинении, специально посвященном происхождению германцев, историк первым рассказывает собственно герман­ские мифы. "В древних песнопениях - а германцам известен только один этот вид повествования о бы­лом и только такие анналы, - они славят порожден­ного землей бога Туисто. Его сын Манн - прароди­тель и праотец их народа; Манну они приписывают трех сыновей, по имени которых обитающие близ Океана прозываются ингевонами, посередине - гермионами, все прочие - истевонами. Но посколь­ку старина всегда доставляет простор для всяческих домыслов, некоторые утверждают, что у бога было большее число сыновей, откуда и большое число на­именований народов, каковы марсии, гамбривии, свебы (свевы), вандилии, и что эти имена подлинные и древние".

Тацит был настоящим историком и критичес­ки подходил к тем рассказам, которые передавали ему о германцах. Однако и другой римский ав­тор - старший современник Тацита Плиний Стар­ший - упоминал те же три группы германских племен (к ингевонам он относил уже знакомых нам кимвров и упоминавшихся тевтонов). Но дело не только в этом дополнительном свидетельстве. Де­ло в том, что во многих мифологиях народы мира происходят от трех родоначальников; самая изве­стная генеалогия народов мира - библейская, со­гласно которой все народы происходят от трех сы­новей Ноя, единственного человека, спасшегося после всемирного потопа. В германском мифе имя Манн означает просто "человек" - это Первочеловек (сродни библейскому Адаму), но его предком было уже божество. Эта мифология, связывающая генеалогически, родственными связями, богов и людей, свойственна архаическому родоплеменному обществу - библейский Бог был творцом, а не предком человечества.

"Порожденный землей" бог Туисто также но­сил характерное имя: оно означало "двойник, близ­нец", указывало на двойственную природу божест­ва. Сходный персонаж известен в скандинавской мифологии, и благодаря тому, что о нем рассказано в скандинавских мифах, мы можем понять, почему прародитель человечества должен был обладать двойной природой. Великан Имир, из тела которо­го был создан весь мир, также носил имя "двойст­венного" существа: под мышками у него родились первые люди, мальчик и девочка, а ноги также по­родили сына. Это значит, что первое человеческое существо, прародителя людей, представляли как гермафродита (или андрогина - таким существам посвящена недавно переведенная книга М. Элиаде "Мефистофель и андрогин") - ведь ему (в отли­чие от библейского Адама) не у кого было попро­сить себе пару.

На эту двойственную природу указывает и на­звание одного из племенных объединений герман­цев - ингевоны; его первопредком считался бог Инг, имя которого напоминает прозвание одного из главных богов скандинавского пантеона, Ингви-Фрейра. Этот бог земного плодородия имел сестру-близнеца по имени Фрейя, которую попрекали кро­восмесительными связями с братом (в мире бо­гов - мире сверхъестественного - позволялось то, что было недопустимым в мире людей). От Ингви-Фрейра происходил скандинавский королев­ский род Инглингов, потомками которого считали себя "исторические" конунги Норвегии и Шве­ции - этногонический (повествующий о проис­хождении народа-этноса) и генеалогический мифы продолжали бытовать в германо-скандинавском ми­ре в средневековую эпоху.

Но вернемся в античную эпоху, к работе рим­ского историка Тацита. Он следовал свойственным эпохе традициям и обнаружил у германцев культ самого славного героя греков и римлян - Геркуле­са. Этот герой странствовал по всей земле, осво­бождая ее от чудовищ, и часто оказывался персона­жем местных преданий и мифов - так, Геродот считал Геракла предком скифов - народа в Север­ном Причерноморье. "Говорят, - писал Тацит, что Геркулес побывал и у них (германцев. - Авт.), и, собираясь сразиться, они славят его как мужа, с ко­торым никому не сравниться в отваге". Отождеств­ление германского божества с Геркулесом - не фантазия римского историка: германцам и сканди­навам был известен герой, который, подобно Герку­лесу, сражался с чудовищами, угрожающими лю­дям и богам, и использовал в бою оружие, сходное с палицей античного богатыря. Это был громовержец Донар, скандинавский Тор, вооруженный чудесным молотом-молнией.

Античные историки часто приписывали незна­комым "варварским" божествам имена своих бо­гов, особенно, если совпадали их божественные функции. Так и Тацит писал о германцах, что "из богов они больше всего чтят Меркурия и считают должным приносить ему по известным дням в жертву также людей. Геркулеса и Марса они уми­лостивляют закланиями обрекаемых им в жертву животных". Кажется странным верховенство Мер­курия в германском пантеоне: ведь у римлян этот вестник богов был "на побегушках" - на вторых ролях. Но если вновь обратиться к более позд­ней - записанной в средние века - скандинав­ской традиции, то выяснится, что верховным боже­ством у скандинавов был Один, германский Вотан, отличавшийся способностью проникать во все об­ласти мироздания и поэтому напоминающий вест­ника богов в античной традиции; ему действитель­но приносили в жертву людей. Был известен и день, посвященный этому богу - среда до сих пор именуется в германских языках днем Одина-Вотана (англ. Wednesday), в римском календаре это был день Меркурия. Труднее разделить функции Геркулеса и Марса, ибо и тот, и другой у германцев должны были почитаться как боги войны. Выясня­ется, однако, что у скандинавов был "специализи­рованный" бог войны и права - Тюр (германский Тиу, или Тивац), которому также был посвящен собственный день недели - вторник (англ. Tuesday) - день Марса, тогда как громовержцу - римскому Юпитеру, германскому Донару-Тору - был посвящен четверг (англ. Thursday). Впрочем, всякое божество в эпоху бесконечных войн имело отношение к воинским культам. В другом своем со­чинении - Анналах, где рассказывается о войнах Рима с германцами, Тацит (не без удовлетворения, поскольку речь идет о распре у врагов) сообщает о том, как два германских племени вступили в сра­жение из-за богатой солью пограничной реки. Пе­ред битвой каждое племя посвятило вражеское войско Марсу и Меркурию - все живое, и люди, и скот, должно быть истреблено победителями, при­несено в жертву божеству.

У историка Орозия, жившего в V веке, сохра­нилось описание такого жертвоприношения. Его совершили после одержанной крупной победы уже знакомые нам кимвры в начале II века. В соответст­вии со своим диким обетом, они стали уничтожать всю захваченную ими огромную добычу. Одежды были разрываемы на куски, золотые и серебряные украшения - предмет главного вожделения варва­ров - выбрасывались в реку, конское снаряжение ломалось на части, а самих лошадей топили в водо­воротах; пленников же вешали на деревьях. И не было добычи для победителей и пощады для побеж­денных, пишет Орозий.

"Варварство" было не просто метафорой, озна­чающей примитивную культуру соседей античной цивилизации: античное рабство, гарантировавшее жизнь пленникам, было все же лучше, чем племен­ной героизм.

Загадочным для Тацита остался культ свевов (или свебов). "Часть свебов совершает жертвоприношения и Изиде; в чем причина и каково проис­хождение этого чужестранного священнодействия, я не мог в достаточной мере выяснить, но, посколь­ку их святыня изображена в виде либурны, этот культ, надо полагать, завезен к ним извне". Дейст­вительно, египетская богиня Изида была популяр­на в Риме, пантеон которого включал богов всех провинций империи. Но как он мог распространить­ся у противников римлян германцев? Либурна - легкое римское судно, ладья. Чудесный корабль Скидбладнир (сложенный из тончайших досок), ко­торый может быть свернут как платок, - атрибут уже упомянутого скандинавского бога Фрейра; от­цом этого бога и его сестры Фрейи в скандинавском пантеоне считался бог морской стихии Ньёрд. Все это наводит на мысль о том, что под почитанием Изиды - сестры и жены египетского бога плодоро­дия Осириса - у германцев следует видеть культ Фрейи или близкого ей женского божества. Миф о таком божестве рассказывает тот же Тацит.

Многочисленные германские племена, живу­щие возле Балтийского - Свевского - моря, кото­рое считалось в древности заливом Океана, все по­клонялись матери-земле, ее Тацит именует Нертус или Нерта. Это имя соответствует скандинавскому мужскому имени Ньерд - стало быть, Нерта и Ньерд образуют пару, напоминающую пару Фрейра и Фрейи. Видимо, отец - воплощение морской сти­хии - и мать-земля были прародителями этой скандинавской божественной пары.

С Нертой связан исполненный ликования и од­новременно ужаса культ. Ее святилище расположе­но на острове среди океана, в священной роще, где под покровом из тканей таится ее повозка. Только жрец может касаться этой колесницы и лишь ему известно, когда богиня пребывает в своем святили­ще. Этот рассказ напоминает библейский мотив скинии Завета - палатки, где хранился священный ковчег; но сходство лишь видимое - в скинии пре­бывал Дух Божий, у германцев же, судя по дальней­шему описанию, в повозке помещался идол боги­ни - ее изображение, которое отождествлялось с самим божеством. Это изображение и вывозят на повозке, запряженной коровами, чтобы явить боги­ню ее поклонникам. Конечно, коровы не созданы специально для ярма, зато повсюду они почитались как священные животные, связанные с культом плодородия, и поэтому были достойны возить по германским землям воплощение самой матери-земли. Все германские земли наполняются в это время ликованием: на войны и распри налагается запрет, оружие прячут, повсюду царят мир и покой. Когда же богиня насыщается общением с людьми, жрец возвращает ее в капище. Тогда само божество и ее фетиши - повозка и покров - должны очиститься от общения со смертными: их ждет омовение в со­кровенном озере. Этот ритуал выполняют рабы, и они, прикоснувшиеся к святыне, должны погибнуть в том же озере.

Это парадоксальное, на взгляд современного читателя, сочетание всеобщей радости и священно­го ужаса обычно для культов плодородия. Еще более драматические мистерии разыгрывались во вре­мя подобных действ в Египте (не случайно Тацит поминал Изиду) и Греции. Жизнь и смерть, плодо­родие и гибель, ликование и ужас были нераздели­мы в древних культах, как неразделимы были земля и вода в культе Нерты. Археологи находят в высох­ших торфяниковых болотах Дании, бывших когда-то озерами, трупы принесенных в жертву людей - их тела и одежда оказались настолько законсерви­рованными, что поначалу отыскавшие их люди не поняли, что имеют дело с древними германцами; возникали даже версии о сокрытии недавних убийств... В действительности, жертвы относились к железному веку - времени древних германцев. Известна и находка двух колесниц, на которых, ви­димо, устанавливался идол божества, объезжавше­го свою землю.

Но варварские нравы древних германцев ухо­дили в прошлое, и хотя у их наследников - раннесредневековых скандинавов - сохранялись не только мифы о богах, но и культы тысячелетней древности, сами эти культы могли подвергаться мистификации со стороны ловкачей, уже не верив­ших в древние мифы. Одну такую историю сохра­нила исландская сага - повествование о норвеж­ском конунге Олаве Трюггвасоне, правившем в са­мом конце X века и стремившемся распространить в Норвегии христианство (о нем будет рассказано в главе 11).

Один из людей конунга, по имени Гуннар, оказался в Швеции, где еще процветали древние языческие культы. В святилище бога Фрейра ему приглянулась жрица, считавшаяся женой божест­ва, то есть выполнявшая супружеские функции его сестры Фрейи. Добившись взаимности этой служительницы культа, Гуннар получил пригла­шение участвовать в религиозной процессии - поездке божества по шведским землям, которая должна была гарантировать им мир и плодородие. Случилось так, что после бурана на горной дороге из всей процессии уцелели лишь сам бог - идол в повозке, Гуннар и его возлюбленная. И тут Фрейр - вернее, с точки зрения христианина, за­писавшего сагу, - бес, обитавший в идоле, выка­зал свою ревность и напал на Гуннара. Тому при­шлось вспомнить о христианском Боге своего ко­нунга, и с его помощью бес был побежден. Но Фрейра ждали его поклонники, и Гуннару при­шлось сыграть роль языческого божества: он унич­тожил идола и облачился в его одеяния. Так он и явился на пиршество, устроенное идолопоклонни­ками по случаю приезда божества; теперь "Фрейр" сам мог есть и пить со своими почитате­лями, что вызвало энтузиазм верующих. Еще большую радость вызвало решение "бога" не тре­бовать более кровавых человеческих жертв - "Фрейр" решил принимать пожертвования в виде драгоценностей и одеяний. Когда же язычники увидели, что "жена Фрейра" беременна, они воз­ликовали, ибо это был верный знак плодородной силы божества. Гуннару повезло, так как земле­дельческий сезон действительно оказался благо­получным для Швеции. Неясно, сколько продол­жалась бы его "божественная" карьера, но конунг Олав прослышал о языческих непотребствах, тво­рящихся в Швеции, и велел своему дружиннику вернуться к его христианскому двору.

Этот сюжет, известный читателю по знаме­нитому фильму "Праздник святого Йоргена", от­стоит от эпохи кино на тысячу лет и еще на тыся­чу лет - от эпохи древних германцев, когда едва ли были возможны такие мистификации. Варвар­ский быт и представления о богах еще не были разрушены цивилизацией, допускающей осмея­ние и шельмование кумиров. Для нас важно, что на протяжении этого тысячелетия германского язычества в разных частях германо-скандинав­ского мира сохранялись древние традиции и куль­ты божеств. Мы уже видели, что имена континентальных германских божеств, известные римским писателям, сохранились в скандинавском языче­стве, о котором повествуют саги и песни, записан­ные уже исландцами-христианами через тысячу лет. Но эти имена и культы имеют еще более глу­бокую древность.

Римские авторы сравнивали германских богов со своими не только потому, что вообще любили сравнивать быт варваров со своим бытом. Эти боги были действительно не только похожи друг на дру­га, они находились в "генетическом" родстве, кото­рое давно установила наука, начиная с немецкого филолога и знаменитого собирателя сказок Якоба Гримма и кончая французским академиком Жор­жем Дюмезилем. Это родство было естествен­ным; искусственными были представления о "вар­варстве" и цивилизации, разделявшее народы, ибо сами народы, их языки и культуры восходили к еди­ным истокам.

Для народов Европы и огромной части Перед­ней и Южной Азии эти истоки уходят корнями в каменный век, эпоху, когда стали формироваться большие группы народов, объединенные близкими языками - языковыми семьями. Римляне, греки, кельты, германцы, славяне, иранцы, индийцы отно­сятся к так называемой индоевропейской семье языков. Иранцы и индийцы в древности именовали себя арья или ариями (слово Иран родственно это­му названию), вспоминая о своей мифической пра­родине где-то на севере, когда все индоевропей­ские народы жили вместе по соседству. Герман­ские нацисты уже в XX веке пытались присвоить себе это древнее наименование, объявив именно германцев-немцев носителями истинной арийской расы. Это был расистский вариант первобытного деления людей на носителей истинной культуры и "чистых" расовых признаков и представителей "нечистых" низших рас. В действительности, чис­тых рас, равно как и "чистых" культур никогда не существовало - условием существования каждо­го народа и человечества в целом было взаимодей­ствие разных культур. Разными были и индоевропейские народы, различались их языки и диалек­ты, но эти языки и диалекты были в древности взаимопонимаемыми, имели общие слова, в том числе наименования богов.

Если сравнить эти имена у разных индоевро­пейских народов, то станет ясно, что функции одноименных богов часто менялись в зависимости от традиций каждого народа. Так, верховным божеством греков был громовержец Зевс, ему у рим­лян соответствовал Юпитер, имя которого неког­да в большей мере напоминало имя Зевса, ибо звучало как Диес-патер (Отец Диес). Этим име­нам имеется точное соответствие у индийцев-"ариев": их небесный бог именовался Дьяус, но он не был громовержцем. Наконец, германский бог войны Тиу (Тивац, скандинавский Тюр) носит то же имя, но и он не был громовником... Лишь путем гипотез и реконструкций можно догадать­ся, что в первобытном прошлом индоевропейцам было известно божество вроде индийского Дьяуса, воплощающее дневное чистое небо; функции этого божества изменились у разных индоевропейских народов в процессе их разделения и рас­селения, но древнее имя осталось узнаваемым (для специалистов-филологов).

Громовержцем у германцев был Донар, скан­динавский Тор; у кельтов громовника звали Таранис, а у индийцев - Индра; имена этих богов род­ственны. С Тором связан языковым родством и славянский Перун, но не напрямую, а через скан­динавское имя матери Тора - Фьёргюн. А вот у иранцев есть персонаж, носящий то же имя, что и индийский Индра, но он оказывается зловредным демоном. Это противоречие вообще характерно для мифов соседних народов - индийцев и иран­цев; им известны две группы враждующих мифо­логических персонажей - богов и демонов: у ин­дийцев боги именуются дева, а демоны - асура; у иранцев, наоборот, благие божества зовутся ахура, злобные духи - дева. Эти далекие мифологи­ческие мотивы имеют непосредственное отноше­ние к скандинавской-мифологии, ибо у скандина­вов небесные боги, в том числе Один и Тор, именуются асы, а земные (и водные) боги плодоро­дия Ньёрд, Фрейр, Фрейя, - ванами. Имя второй группы богов не похоже на индийское или иран­ское, зато скандинавской мифологии известен сю­жет борьбы и даже войны асов и ванов, что напо­минает иранские и индийские мифы об их вечном противостоянии.

Мотив этой войны богов, видимо, восходит к тем временам, когда разные индоевропейские на­роды или племена жили по соседству, и каждый из них считал богов своих соседей вредоносными существами. Во всяком случае, асы и ваны скан­динавской мифологии относились к разным родам и воевали как два враждующих племени - война прекратилась, лишь когда они обменялись залож­никами.

Таким образом, не только общие имена, но и общие мифы объединяют культуры разных и даже самых отдаленных друг от друга индоевропейских народов. Это сходство позволяет представить себе и древний пантеон индоевропейцев, а значит, и гер­манцев. Жорж Дюмезиль обратил внимание на то, что у разных народов божества относятся к трем иерархическим уровням в соответствии с космиче­скими сферами. К высшему уровню принадлежат небесные боги - у германцев это должен быть Тиу, Тивац или Тюр (у скандинавов) и Вотан-Один; ко второму уровню относятся "атмосферные" божест­ва вроде громовника Донара-Тора, который своим оружием-молнией защищает небесный мир от демо­нов, а дождем оплодотворяет землю. Наконец, низ­ший "земной" уровень занимают божества плодо­родия, часто парные, у германцев это воплощение земли Нерта и ее мужской эквивалент Ньёрд, или ваны Фрейр и Фрейя.

Но скандинавский пантеон, в том виде, в каком он нам известен из древнеисландских средневеко­вых памятников, имеет одно разительное отличие от прочих пантеонов индоевропейцев. Место выс­шего небесного бога в нем занимает Один, который если и имеет отношение к небу, то не к дневному и светлому, а к мрачному и угрожающему - он бог бури, а не оплодотворяющей грозы. С ним связаны народные поверья о "дикой охоте" - он возглавля­ет полчища мертвецов, которые проносятся по небу в ненастные новогодние ночи. Он наделен шаман­ским даром проникать в преисподнюю и вызывать мертвых (недаром Тацит сравнивает его с проника­ющим во все сферы мироздания Меркурием), и сам царствует над погибшими в бою мертвецами - ге­роями, жителями своего небесного чертога Вальхаллы - "Чертога павших".

История германо-скандинавского мира в I ты­сячелетии н. э. может объяснить эту мрачную и страшную замену небесного бога повелителем пав­ших героев. Традиционный племенной мир рушил­ся как под натиском римских легионов, так и в про­цессе ответного движения "варваров" - наступи­ла эпоха Великого переселения народов. "Справедливые" войны, служившие защите своего племени под покровительством "справедливых" и светлых богов, сменились истребительными, за­хватническими походами. Тацит описывает, как сражалось самое свирепое из известных ему гер­манских племен. Свевское племя гариев "с помо­щью всевозможных ухищрений и используя темно­ту, добиваются того, что кажутся еще более дики­ми: щиты у них черные, тела раскрашены; для сражений они избирают непроглядно темные ночи и мрачным обликом своего как бы призрачного и замогильного войска вселяют во врагов такой ужас, что никто не может вынести это невиданное и словно уводящее в преисподнюю зрелище; ведь во всех сражениях глаза побеждаются первыми". Тацит оказывается точным в своих загробных ассо­циациях: само имя гарии, харии означало просто "войско" и напоминает наименование павших ге­роев Одина - эйнхерии. Время бога "правильной" войны и высшего небесного бога Тиу кончилось, пришло время неистового Одина-Вотана и новой, "высшей" справедливости.

Германцы не оборонялись от римлян - они ос­тановили империю на Рейне и сами обрушились на Рим: ведь там, за укрепленной римской границей, лимесом, были сосредоточены немыслимые для варваров богатства, которыми пресыщались римля­не, оставляя презираемых ими варваров в нищете. Тацит еще пишет о том, что "германцы столь же ма­ло заботятся об обладании золотом и серебром, как и об употреблении их в своем обиходе. У них мож­но увидеть полученные в дар их послами и вождями серебряные сосуды, но дорожат они ими не больше, чем вылепленными из глины; впрочем, замечает римский автор, ближайшие к нам знают цену золо­ту и серебру из-за применения их в торговле". Но уже Страбон пишет, что равнодушие к богатству ушло в прошлое: гельветы - "племя богатое золо­том, но мирное", - узнав, "что богатство, приобре­тенное кимврами разбоем, превосходит их собст­венное <...>, пришли в такое возбуждение, что поднялись вместе с кимврами" против римлян. Римля­нам удалось отбить варваров, но это было только начало. Страбон признается, что "принятый у нас образ жизни испортил нравы чуть ли не всех наро­дов, внеся в их среду роскошь и любовь к наслажде­нию, а для удовлетворения этих пороков - гнус­ные происки и порождающие их бесчисленные про­явления алчности".

Правда, у германцев это была поначалу странная, на современный взгляд, алчность. Археологи находят драгоценную римскую посуду... в погребе­ниях германских вождей. Золото и серебро ценится в загробном мире больше, чем при жизни (если ве­рить Тациту). В последующие века богатства при­носятся в жертву в традиционных германских и скандинавских святилищах - убивают людей (пленных?), скот; массу ремесленных изделий, ору­жие, украшения из золота и серебра, культовые (вотивные) изображения бросают в озера (ставшие болотами). Оружие найдено намеренно поврежден­ным - поломанным на куски или изогнутым (об этой порче жертвенных предметов рассказывал Орозий).

Жизнь в этом мире - разрушающемся мире традиционных племенных ценностей - ненадежна: надежней обеспечить себя на том свете. Сам Один, согласно средневековой легенде, о которой еще пойдет речь, завещал брать с собой на погребаль­ный костер или хоронить в тайном месте как можно больше сокровищ - они нужны для вечной жизни в Вальхалле. Эти люди и их боги еще далеки от евангельской заповеди: "Удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Божие".

Историк средневековой культуры А. Я. Гуревич обратил внимание на то, что алчность и щедрость в равной мере были присущи варварским вождям, они жаждали новых и новых богатств и без конца раздавали их на пирах своим дружинникам. Ску­пость считалась страшным пороком: когда жена Одина Фригг задумала погубить одного древнего конунга, она оклеветала его перед богом, сказавши что конунг скуп на еду во время пиров. Алчность и одновременная расточительность вождей понятна: кровнородственные связи перестали быть надеж­ными, им на смену пришли дружинные, общность боевых "друзей", завоевать постоянную дружбу ко­торых можно было только благодаря военной удаче и щедрым подаркам...

Мысль о пагубной алчности, распространив­шейся у варваров, пришла в голову не только гре­ческому интеллектуалу Страбону; вокруг мотива рокового богатства формируется и собственно гер­мано-скандинавский эпос о Нибелунгах. Целые королевства гибнут из-за рокового богатства, ко­торым неправедно завладели сами боги: бургунд­ские короли скрывают этот клад - золото Нибелунгов - в водах Рейна и под жестокими пытками гуннов не открывают места, где он спрятан (об этом будет говориться в главе 9).

Сама эпоха переселения народов порождает не менее важные мифологические и эпические моти­вы. Столкновение германцев с Римом привело не только к захвату вожделенных богатств, это было столкновение с античной цивилизацией, обретение новых ценностей и включение во всемирную исто­рию. Имена германских племен и их деяния появи­лись в римских анналах и всемирной географии Страбона, а во второй половине I тысячелетия н. э. уже сами германские авторы стали писать историю собственных народов.

Переселенческие сказания

Тацит пересказывал германское этногенетическое предание о том, что германские племена де­лятся на три группы - истевонов, ингевонов и гермионов, происходящие от трех сыновей перво-человека Манна. Ему был известен и еще один миф, принадлежащий отдельному германскому племени наганарвалов, относящемуся к свевам; они почитали в священной роще божественных братьев-близнецов, которых римский историк со­поставил с античными Кастором и Поллуксом, указав, что их германское имя - Алки. Их куль­том руководил жрец, одетый в женскую одежду. Нас уже не должен удивлять этот странный травестизм, когда мужчина носит женское одеяние; мы помним, что для этногенетических мифов - ми­фов о происхождении людей - характерны моти­вы двуполости, гермафродитизма. Значит, нужно полагать, что Алки, которым прислуживал жрец-андрогин, были мифическими первопредками пле­мени наганарвалов. Само имя Алки трактуется как "Олени", что тоже очень характерно для этно­генетических мифов - первопредки разных наро­дов часто имели двойную зооантропоморфную природу (такие мифы принято называть тотемическими). В одной поздней исландской песне, напи­санной уже в христианскую эпоху, описывается таинственное видение, в котором два неведомых человека ведут солнечного оленя, ноги которого опираются о землю, а рога касаются неба. Эти двое и космический олень воплощают весь земной мир - всех людей и животных.

Чаще всего в мифах племя возглавляли два или три брата - мифических вождя. Мотив близ­нецов - предков племени - связан с другим упо­минавшимся мифологическим мотивом: боги плодородия, земли и вод были близнецами или носили близнечные - одинаковые - имена. И сам близнечный бог Туисто был рожден землей. Обитатели земли, народы, считались потомками таких земнорожденных существ. Но близнецы Кастор и Поллукс - Диоскуры ("сыновья Зевса-Дия"), с кото­рыми сравнивал Алков Тацит, имели в античной мифологии разную природу и разную судьбу, ибо Кастор был смертным, Поллукс - бессмертным. Любовь к брату заставила Поллукса поступиться частью своей бессмертной природы, поэтому после смерти они проводят половину года на небесах (на Олимпе), другую половину - в преисподней.

Земную природу множества таких мифов о не­бесном и смертном близнецах выяснил отечествен­ный этнограф М. И. Золотарев: каждое первобыт­ное племя делилось на две половины (рода), члены которых имели право вступать в брак, - таков был универсальный закон первобытного родоплеменного общества, жену нужно было брать из своего пле­мени, но из чужого рода. Предки двух изначальных родов воплощали эту дуальную организацию, и весь мир в первобытном мышлении делился на две части - мужскую и женскую, небесную и земную, смертную и бессмертную. Теперь понятно, почему мотивы близнечества, брачных отношений и т. п. так тесно связаны с мифами о происхождении пле­мени и его первопредках, основателях племенных культурных традиций, которых принято называть культурными героями.

Первобытные племена росли и делились на все большее число частей, но в их мифах сохранялась память о двух или трех культурных героях - пер­вопредках, воплощавших начало племенной исто­рии. В разделившемся племени оказывались старые и молодые роды - так выделялась аристократия, возводившая себя прямо к божествам. Мы видели, что одно из трех германских племенных объедине­ний носило имя ингевоны, и они могли гордиться тем, что восходят к богу Ингу (Ингви) так же, как позднейшие конунги свеев из рода Инглингов.

На две части во время своего переселения по­делился, как рассказывается в его переселенчес­ком сказании, и германский народ - готы. Этот народ знаменит потому, что создал у границ Рим­ской империи в Северном Причерноморье свою державу уже в III веке н. э. Об истории готов впервые рассказывают не "посторонние" римские или греческие авторы, а писатель готского происхождения Иордан. Правда, сам он жил в VI веке, когда держава готов - королевство Германариха - уже рухнула под натиском полчищ гуннов (об этом говорится в эпосе о Нибелунгах). Но он записал (по-латыни) готские предания, в том чис­ле и о переселении этого народа из некоего остро­ва Скандза. Название острова напоминает назва­ние Скандинавии, думают, что это мог быть Гот­ланд на Балтийском (Свевском) море. Иордан называет родину готов "утробой народов", и дей­ствительно, германские народы в эпоху Великого переселения выходили из бассейна Балтийского моря как из "утробы".

Как и прочие германцы, готы делились на две группы - вестготов и остготов, которыми управля­ли представители знатных родов, Балтов и Амалов. Предком рода Амалов почитался некий Гаут. Это имя родственно самому этнониму готы, но его исто­рия намного шире истории этого восточногерман­ского народа. Гаутом именовался Один, верховный бог скандинавов, глава пантеона богов - асов. Вестготы не уступали остготам в знатности проис­хождения своих правителей, которых почитали по­лубогами - Ансами, и это имя связано с наимено­ванием рода скандинавских богов - асов.

Иордан рассказывает, что высшим богом готы почитали бога войны Марса. Ему приносились в жертву пленники, ему посвящалась первая воен­ная добыча, а военные трофеи развешивались на священных деревьях. Они были так преданы этому жесточайшему культу, что можно было посчитать Марса их прародителем, писал Иордан. Догадка готского историка справедлива - ведь Марсом ла­тинские авторы, начиная с Тацита, именовали гер­манского бога войны Тиваца-Тюра, может быть, он и носил в древности имя Гаута - гота. Когда Один потеснил на скандинавском Олимпе Тюра, он сам стал именоваться Тюром гаутов (готов). Один сам принес себя в жертву, пригвоздив копьем к миро­вому дереву (об этом будет рассказано дальше), и этому богу приносили жертвы, вешая их на деревь­ях, - этот культ был известен готам.

Современник Иордана греческий историк Прокопий писал, что у жителей острова Туле - скандинавов - самой почетной жертвой счи­тался первый захваченный в войне пленный. Они посвящают этого пленника богу войны (Проко­пий именует его Аресом) и страшно истязают его перед смертью, вешая на столбе, подвергая колесованию и другим изуверским истязаниям. Пытки, как мы увидим, были свойственны и культу Одина.

Готы по реке Висле двинулись от Балтики на юг в землю, которую Иордан называет по-гречески Ски­фия, и там с ними приключились чудесные вещи.

Готский король увидел там область, которая изумила всех своим плодородием. Она называлась Ойум, что по-готски значило "Окруженная вода­ми". Действительно, король должен был постро­ить мост, чтобы перевести туда готов, но мост сло­мался, как только половина готского войска пере­правилась в Ойум, и восстановить его не удалось.

С тех пор из этой блаженной страны слышатся лишь голоса животных и людей, но попасть туда невозможно.

Такие рассказы о земном рае часто встре­чаются у разных народов Европы. И в поздних исландских сагах люди отправляются на поис­ки чудесной страны. В одной из них - "Саге об Эйрике Путешественнике" - некий норвежец дает обет, что отыщет чудесную страну Одаинсак - "Луг бессмертия". Отправляясь в путь, он достигает сначала Константинополя, где принимает христианство. Наконец, он подхо­дит к некоей реке и на другом берегу видит чу­десную землю. С надеждой Эйрик устремляется по мосту, но попадает в пасть дракона. Однако для героя волшебных (или, как их еще называли, лживых) саг это не смертельно. Он проходит через чрево чудовища и оказывается в вожделен­ной стране. Но он уже христианин и поэтому видит ангела, который рассказывает Эйрику, что Одаинсак - это лишь морок, иллюзия. На­стоящий рай - это рай христианский, куда можно попасть, лишь служа истинному Богу. И Эйрик решает покинуть чудесную страну и вер­нуться в Норвегию, чтобы проповедовать хрис­тианство...

Готы же, не проникшие в Ойум, двинулись дальше в Скифию, к Понтийскому - Черному - морю, рассказывает Иордан. Готский историк про­славляет свой народ не только как народ воителей, из которых происходил сам бог Марс (видимо, и здесь речь идет о Тиу-Тюре), но и как самый обра­зованный, "чуть ли не равный грекам". У Иордана были основания гордиться готской культурой, ибо готы первыми среди германских народов создали собственную письменность - руны, которые ис­пользовали для магических формул - заклинаний.

Но гордость готского историка прошлым сво­его народа заставляет его углубиться на целые ты­сячелетия от реальной эпохи Великого переселе­ния народов. Готы оказываются не только победителями скифов, их Иордан именует "мужьями амазонок", - они повторяют в описании истори­ка те подвиги скифов, о которых повествовал Ге­родот. Готы завоевывают почти всю Азию, побеж­дают самого египетского царя, отражают нашест­вие персов Дария; сам Цезарь не смог покорить готов. Мы можем понять средневекового историка-"патриота", мечтавшего о минувшей тысяче­летней славе своего народа, - ведь и многие со­временные любители старины стремятся припи­сать своему народу древние подвиги, которых он не совершал.

Иордан рассказывает также предание о проис­хождении главных врагов готов - гуннов, очень ха­рактерное для эпохи межплеменных распрей и войн. В скифских землях готы обнаружили среди своего племени неких колдуний, чье имя - галиурунны - связано то ли с представлениями о маги­ческих рунах (этими письменами владели готы), то ли с прорицаниями. Так или иначе, готский король изгнал их в пустынные места. Там эти ведьмы всту­пили в связь с нечистыми духами, породив свире­пых и отвратительных с виду тварей. Это и были гунны. Скопившись в огромных количествах у Меотийских болот, они не могли перейти Меотиды (Азовское море), пока чудесный олень не указал им путь в скифскую землю и затем исчез.

В средневековой исландской саге, записанной через тысячелетие после того, как Готская держава была разгромлена гуннами, сохранилась "Песнь о битве готов и гуннов". Готы, вызывая своих врагов на бой, произнесли заклятье: пусть все поля будут усеяны трупами гуннов и пусть Один направит готское копье. Один был главой богов-асов у скандина­вов в раннем Средневековье, но его культ, как мы видели, имел более древние истоки. Бросить копье во вражеское войско - значит, посвятить это вой­ско богу войны, принести его в жертву.

Иордан был добросовестным историком, и в своем сочинении о деяниях готов он пытался отде­лить "бабьи сказки" и ученые экскурсы от собст­венно готских преданий. Эти предания были более "историчны", ибо повествовали о войнах готов с римлянами в III веке н. э. и о том, как готы прорвали римскую границу на Дунае. При этом готы не забы­вали о своем происхождении и возводили себя, ко­нечно, не к степным кочевникам скифам: их проис­хождение, с точки зрения готских племен, было бо­лее благородным. В рассказанных нами преданиях готы возводили своих вождей к полубогам, которых именовали Ансами. В Скандинавии род верховных богов именовался сходным именем - асы, и к нему принадлежали и Один, и Тюр, которых считали сво­ими предками готы.

Не одни готы кичились божественным проис­хождением своих вождей. Другие германские наро­ды в эпоху Великого переселения и становления первых - "варварских" - королевств также в сво­их переселенческих сказаниях соединяли свое ми­фологическое прошлое с историческим настоящим, возводили династии своих правителей к языческим божествам. Замечательное предание германского народа саксов было записано саксонским монахом Видукиндом в его "Деяниях саксов" уже в X веке. Оно относится также ко временам Великого пере­селения народов и гибели Римской империи, когда римляне вынуждены были оставить остров Брита­ния, завоеванный еще Цезарем. Кельтское население острова - бритты - не смогло сдержать на­тиск врагов и обратилось на континент, к германскому племени саксов с призванием. "Благородные саксы, - передает слова бриттских послов Видукинд, - несчастные бритты, изнуренные постоян­ными вторжениями врагов и поэтому очень стес­ненные, прослышав о славных победах, которые одержаны вами, послали нас к вам с просьбой не ос­тавить бриттов без помощи. Обширную, бескрай­нюю свою страну, изобилующую разными благами, бритты готовы вручить вашей власти". Народ сак­сов, по Видукинду, делился на три части и его вой­ско возглавляли три вождя. Такое войско и отпра­вилось в Британию, где быстро разгромило врагов бриттов.

Сюжет этой легенды должен быть знаком вся­кому, кто интересуется русской историей. Сход­ное предание записал уже в XII веке другой монах-историк, работавший в Киеве - Нестор-летопи­сец. В своей "Повести временных лет" он рассказывает о происхождении народа русь: скан­динавы, которых в древней Руси звали варягами, собирали дань с жителей Новгородской земли; те прогнали варягов, но тогда у них начались усоби­цы. Это заставило славян (в 862 г.) вновь обра­титься за море к варягам, которые звали себя русью, как другие варяжские племена звали себя свеями, и другие готами, англами и т. д., со слова­ми призвания. "Земля наша велика и обильна, - сказали послы, - но наряда (порядка) в ней нет. Приходите и владейте нами по ряду (договору), по праву". Тогда, продолжает Нестор, избрались три брата - Рюрик, Синеус и Трувор - с родами сво­ими, взяли с собой всю русь, и отправились кня­жить в три города Новгородской земли. От этих варягов, заключает Нестор, "пошла Русская зем­ля" - произошла Русь.

Уже первые ученые читатели русской летопи­си обратили внимание на сходство русской и саксонской легенд о призвании правителей. Это сход­ство объясняли сначала самым простым способом: летопись составлялась при русском князе Владими­ре Мономахе, женатого на дочери последнего анг­лосаксонского короля, - отсюда летописцу стала известна саксонская легенда, и он сконструировал легенду о происхождении Руси по иностранному образцу. Даже имена призванных варяжских кня­зей интерпретировались как непонятая русским летописцем иностранная фраза: якобы Рюрик прибыл из-за моря не с братьями Синеусом и Трувором, а со своим домом ("сине хус") и верной дружиной ("трувард"). В действительности, как мы уже видели, три брата или три вождя - обычный мотив переселенческих сказаний, и братья Рюрика носят настоящие скандинавские имена. Само имя русь также имеет скандинавское - варяжское - происхождение и означает дружину гребцов, отправляющуюся в поход на веслах. Нестор записал подлинное, а не занесенное извне предание, бытовавшее в среде русских князей, которые возводили свой род к варягу Рюрику.

Поразительное сходство древнерусской и саксонской легенд о призвании коренится глубоко в общих эпических и даже мифоэпических основах, сформировавшихся в эпоху Великого пере- селения народов. У Видукинда был предшественник, первый англосаксонский историк Беда Досточтимый, писавший в VIII веке "Англо-саксонскую хронику". Он и рассказывает тот вариант легенды о призвании уже англов и родственных им саксов, в которой их предводители напрямую - генеалогическими связями - соединяются с мифологическими существами. Бритты сначала (в 443 г.) обратились за помощью к римлянам, но те были заняты войной с гуннами Аттилы, и тогда бритты призвали англов и саксов, возглавляемых двумя вождями - братьями Хенгестом и Хорсой. Те прибыли в Британию с войском на трех кораблях. Беде были известны их предки, и первым среди них был Водан, к которому возво­дят свой род англо-саксонские короли. Для хрис­тианского клирика Беды Водан был, конечно, про­стым смертным - предком королевского рода, но мы знаем, что его имя - это имя верховного бога германцев Вотана-Одина.

Не менее мифологическими оказываются имена братьев - предводителей англов и саксов, - имя Хенгест означает "Жеребец", Хорса - "Конь". Чита­тель уже не должен удивляться этой зооморфной символике имен - ведь мы уже говорили о том гер­манском племени, которое почитало божественных близнецов под именем "Олени". Олени и кони играли огромную роль в мифах германо-скандинавских наро­дов. Олень вообще воплощал весь земной мир; в представлении германцев осью этого мира было огромное мировое дерево, о котором еще пойдет речь ниже; его вершина достигала небес, а у ствола стояли олени - символы земли. Кони были транспортным средством не только для людей - они были запряжены в колес­ницы Солнца и Луны; изображение солнечной колес­ницы с конем, везущим солнечный диск, было найде­но археологами в Трундхольме (Дания). Чудесный "сдвоенный" конь о восьми ногах принадлежал и са­мому Одину, на нем он мог проникать во все миры, вплоть до преисподней. Поэтому конские имена Хенгеста и Хорсы как раз подходили для вождей в пере­селенческом сказании.

Удивительные памятники, созданные в эпоху Великого переселения, как бы служат иллюстра­цией к этим сказаниям. Это надгробные или па­мятные камни - стелы, обнаруженные на том са­мом острове Готланд, который считается "праро­диной народов". Изображения на этих стелах обнаруживают знакомство готландских мастеров с римской традицией надгробий: римляне изобра­жали на своих памятниках символы луны и солн­ца; такие же розетки, символы светил, мы видим на готландских камнях. Но под светилами видим симметричные изображения коней и оленей - символов земного мира, а также симметричные парные фигурки воинов и всадников. Это и есть германские Диоскуры - божественные близнецы, которые оказываются одновременно потомками небесных богов и предками земных вождей. Но в отличие от античных божественных близнецов, не желавших расстаться и после смерти, на готланд­ских камнях воины явно сражаются друг с другом. Это не случайно - ведь близнецы воплощали дуа­лизм всего мира, борьбу противоположностей, жизнь и смерть, небо и землю, день и ночь и т. д.; к примеру, в Исландии были популярны игры, напо­минающие об именах Хенгеста и Хорсы: устраива­ли бой двух жеребцов, один из которых воплощал лето, другой - зиму.

Но в эпоху Великого переселения бой божест­венных близнецов напоминал не только о "кален­дарном" поединке двух сезонов и т. п. Младший со­временник англо-саксонского хрониста Беды Па­вел Диакон, происходивший из знатного рода лангобардов, германского народа, и пересе­лившегося в VI веке на север Италии, написал ис­торию своего народа. Эта история началась с бит­вы, которую небольшое племя, обитавшее тогда на северном острове (как и готы) и звавшееся винилы, выиграло у более сильных врагов - знаменитых вандалов, устрашавших самый Рим. Обоими народами управляли два брата, оба народа молили о победе Одина (которого Павел Диакон именует Годан или Гводан). Победу обеспечило женское хитроумие (здесь опять нельзя не вспомнить о почитании германцами женщин как провидиц). Один пообещал вандальским вождям, что дарует победу тем, кого раньше увидит при восходе солнца. Мать же винильских предводителей мудрая Гамбара обратилась за помощью к жене Одина, которую исто­рик именует Фрея (мотив соперничества Одина и его жены из-за своих любимцев характерен для германо-скандинавских мифов). Та посоветовала винильским женам появиться на восходе с распу­щенными волосами, обвив их вокруг подбородка. Это зрелище и подивило Одина, который спросил: "Что это за лангобарды (длиннобородые)?" Фрея поймала мужа на слове, сказав: "Ты даровал им имя, даруй и победу!" Победители, наделенные но­вым именем, подчиняют себе три земли на Евро­пейском континенте (знакомый нам мотив деления земли или народа на три части), пока не переселя­ются в Италию. Лангобардский король Автари, за­воеватель Италии, хоть и был христианином, по­мнил о том, кому его народ обязан победами. До­стигнув оконечности Апеннинского полуострова, он подъехал к тому месту, где высился некий ка­менный столп, король коснулся столпа концом сво­его копья и сказал, что до этих пределов будет про­стираться земля лангобардов. Прикосновение ко­пья было посвящением богу войны и победы - Одину-Водану.

Потомки Одина - братья Хенгест и Хорса - в "Англосаксонской хронике" призваны участвовать в настоящих сражениях, и Хорса гибнет в одном из боев, оставляя престол своему брату. В "Саге об Инглингах" - потомках Фрейра - рассказывает­ся, как два брата - конунга свёев - соперничали из-за того, кто лучший наездник; поссорившись, они убили друг друга конскими удилами. Еще более загадочна судьба братьев Рюрика, они умирают сразу после призвания. Мы знаем, что средневековые правители стремились к единовластию и всеми спо­собами хотели избавиться от соперников; распри между братьями, принадлежавшими к одному коро­левскому или княжескому роду, становятся обыч­ными в средневековую эпоху - время становления государств. Эти распри между членами одного рода и родами богов становятся центральными сюжета­ми эпоса и мифологии средневековой эпохи, кото­рые сохранила скандинавская, точнее - древнеисландская традиция.