Библиотека
 Хронология
 Археология
 Справочники
 Скандинавистика
 Карты
 О сайте
 Новости
 Карта сайта



Литература

 
Глава IV. Проблемы рунической ономастики  

Источник: Э. А. МАКАЕВ. ЯЗЫК ДРЕВНЕЙШИХ РУНИЧЕСКИХ НАДПИСЕЙ


 

§1. Значительную часть лексики древнейших рунических надписей, выполненных 24-значным руническим алфавитом – футарком, составляют имена собственные1. Филологическая (включая палеографическую) и этимологическая интерпретации древнейшей рунической ономастики имеют принципиальное значение не только для характеристики рунической лексики, для выяснения вопроса о соотношении рунической и общегерманской лексики, но и для рунологии в целом, а также для сравнительной грамматики германских языков и древнейшей истории германских племен. Столь большое значение рунической ономастики в значительной мере обусловлено тем обстоятельством, что известный ее слой находит себе соответствие в более или менее хорошо засвидетельствованных западногерманских именах собственных, но в то же время не имеет ясных параллелей в древнескандинавской ономастике. Данное положение вещей требует особого объяснения.

§2. Краткая история вопроса. Первым, кто обратил внимание на вышеуказанное обстоятельство, был С. Бугге2, который указывал на то, что руническая ономастика значительно отличается от древнескандинавской ономастики, а в то же время некоторые имена собственные, засвидетельствованные в древнейших рунических надписях, встречаются на континенте среди западногерманских и восточногерманских племен. Однако дальше этого наблюдения С. Бугге не пошел, и лишь О. фон Фрисен3 дал впервые в истории рунологии детальное обоснование данного положения на широкой основе археологического, исторического и лингвистического материала. Оставляя в стороне аргументацию О. фон Фрисена (см. об этом подробнее в §5), ограничимся указанием на то, что О. фон Фрисен отмечал особенно тесный контакт между рунической и западногерманской (особенно франкской) ономастикой, что свидетельствовало, по его мнению, о контактировании скандинавских и западногерманских племен в районе нижнего Рейна в первые века н. э. и что он связывал с распространением рунического письма среди германских племен (в герулах О. фон Фрисен усматривал "культуртрегеров" рунической письменности). В своей монографии, посвященной руническому камню Рё в Бугуслене, О. фон Фрисен приводил следующий ономастический материал, находящий себе соответствие в западногерманской ономастике, но не имеющий параллелей в засвидетельствованных древнескандинавских именах собственных4:

рунический

западногерманский

alawid

др.-франкск.

Alawit

alawin

др.-франкск.

Alwini

aluko (f)

др.-сакс.

Aluco (m)

a(n)sugisalaR

др.-франкск.

Ansigisil

frawaradaR

бавар.

Frorat

frohila

др.-франкск.

Froilo

*goda(da)gaR

др.-англ.

Godæg

hadulaikaR

алем.

Hadaleih

hagusta(l)daR

д.-в.-н.

Hagustalt

harja

др.-франкск.

Herio

iuþingaR

д.-в.-н.

Eodunc

*kunimu(n)duR

д.-в.-н.

Cunimunt

la(n)dawarijaR

д.-в.-н.

Lantwari

niuil(a), niuwila

д.-в.-н.

Niwilo

saligastiR

др.-франкск.

Saligast

sig(ih)aduR

др.-франкск.

Sichaus

leubaR

др.-франкск.

Liuf

wiwila

др.-франкск.

Vivilo

О. фон Фрисен полагал, что тот слой рунической ономастики, который уверенно можно обозначить как собственно скандинавский слой имен собственных, четко проступает лишь начиная с эпохи викингов. Построение О. фон Фрисена встретило, однако, возражения со стороны некоторых скандинавистов. В специальном исследовании, посвященном анализу древнескандинавских имен собственных в "Landnámabók", Ф. Йоунссон5 пытался опровергнуть положение о наличии водораздела между рунической и древнескандинавской ономастикой. Не отрицая того факта, что значительное количество древнейших рунических имен собственных действительно не встречается в древнескандинавских источниках, Ф. Йоунссон полагал всё же, что рунический ономастический материал слишком фрагментарен и не допускает далеко идущих выводов; к тому же многие рунические имена могли исчезнуть в древнескандинавский период, а новые имена могли появиться, ибо в ономастике постоянно наблюдается известная флуктуация. Кроме того, следует быть всегда осторожным в отношении приурочения определенного имени к тому или иному германскому племени, ибо мы почти ничего не знаем о частотности некоторых имен собственных у различных германских племен и о том, в какой мере они были свойственны одному или нескольким племенам.

Положения Ф. Йоунссона были развиты А. Янсеном в работах 19476 и 19547 гг. В работе 1947 гг., посвященной анализу древней западноскандинавской ономастики, А. Янсен приводил к выводу, что гипотеза О. фон Фрисена о влиянии континентально-германской ономастики на скандинавскую является ошибочной, ибо материал позволяет обнаружить существенное сходство в рунических и древнескандинавских именах собственных. В работе 1954 г., специально посвященной анализу рунической ономастики, А. Янсен подробно рассматривает весь материал О. фон Фрисена и приходит к выводу, что лишь в отношении небольшого количества имён можно утверждать их континентально-германское происхождение (hagustaldaR, iuþingaR, kunimunduR, la(n)dawarijaR, swabaharjaR, woduridaR). Что касается значительного большинства рунических имен, заключал А. Янсен, то они являются или общегерманскими, или чисто скандинавскими. Что касается влияния континентально-германской ономастики на скандинавские имена собственные, то оно, действительно, имело место, по мнению А. Янсена, но значительно позднее, лишь в эпоху средневековья8.

В монографии, посвященной дешифровке и интерпретации рунического камня из Росселанна, К. Марстрандер, заново пересматривая материал рунической ономастики, приходил к выводу, что из 63 рунических имен 14-15 имён собственных встречается в скандинавских источниках более поздней поры, чем эпоха переселения народов, в то время как в западногерманских источниках встречается 33-35 имен, иначе говоря, 23% – в скандинавском, 56% – в западногерманском9. Обращая внимание на то, что эти статистические данные требуют к себе особенно осторожного подхода, ибо приходится считаться с тем, что континентально-германские источники и по времени, и по количеству значительно превосходят современные им скандинавские источники и что значительный слой имен собственных мог также исчезнуть, как исчезли такие рунические слова, как erilaR, hlaiwa, taujan, – К. Марстрандер подчеркивал, что то обстоятельство, что некоторые рунические имена собственные не представлены в скандинавских источниках IX в., ещё не говорит о том, что они не были в употреблении в V в. Такие имена, как HagiradaR, SigimariR, WidugastiR, кроме рунических надписей, не засвидетельствованы в Скандинавии, но их модели не являются изолированными. Тем самым, полагал К. Марстрандер, не следует слишком односторонне расценивать западногерманское влияние на руническую ономастику. "И всё же 56% заставляют призадуматься. Резонно предположить, что столь значительное процентное соотношение объясняется сильным западногерманским влиянием на рунические имена собственные. Это влияние может восходить не только к эпохе переселения народов – оно было действенным и в это, и в более позднее время, – но его корни относятся к значительно более раннему периоду. Старое скандинаво- и западногерманское культурное единство в районе Северного и Балтийского морей по существу никогда не прекращалось"10. Б. Нерман, исходя из иных предпосылок, также подчеркивал различие между ономастикой эпохи переселения народов и ономастикой эпохи викингов. Собственно, Б. Нерман выделял "гаутский слой ономастики" (götanamnskick) и "свейский слой ономастики" (sveanamnskick). Указывая на связь рунической ономастики с континентально-германской, Б. Нерман усматривал причину этой связи в тесном контакте Скандинавии с континентом в эпоху переселения народов. "Конец эпохи переселения народов и разрыв в сношениях с югом, а также гибель гаутов имели следствием в отношении скандинавской ономастики её более изолированное и самостоятельное развитие. Ономастика в Швеции отныне в существенной мере характеризуется наличием "свейского слоя""11. Положения Б. Нермана не получили поддержки у большинства исследователей; следует указать, однако, на то, что несомненно плодотворной была мысль Б. Нермана о том, что различие между ранне- и позднескандинавской ономастикой может объясняться иной диалектной основой и иным характером связей Скандинавии с континентом в более ранний и в более поздний период.

Анализ всего материала имен собственных в древнейших рунических надписях будет дан в другой работе, поэтому ограничимся здесь лишь отдельными замечаниями. Не подлежит сомнению, что приёмы моделирования в рунической и в скандинавской ономастике во многом схожи, и это заставляет говорить об их известной преемственности. Но в то же время не приходится отрицать, что всё же существует известный разрыв между определенным слоем рунических имён собственных и древнескандинавскими именами и что данный слой получает наиболее убедительное объяснение лишь в том случае, если допустить значительное западногерманское влияние. Проверкой правильности данного положения является ономастический материал рунических надписей, открытых в последние два десятилетия. Можно указать на имена трех редакторов "Салической правды": Saligast, Widugast, Bodogast. Эти имена, более или менее широко представленные на континенте во франкских и южнонемецких источниках, совершенно неизвестны в Скандинавии, но представлены в древнейших рунических надписях, ср.: SaligastiR (Берга, Швеция), WidugastiR (Сунде, Норвегия). Обнаруженный в 1950 г. рунический камень из Росселанна (Норвегия) содержит имя Agilamu(n)don, не засвидетельствованное в Скандинавии в виде данного сложного образования, но соответствующее д.-в.-н. Egilmunt, cp. также имя собственное Widuhu(n)daR на пряжке из Химлингойе II (Дания) со вторым компонентом hundaR, совершенно неизвестным в Скандинавии, но засвидетельствованным в древневерхненемецких источниках. Следовательно, материал новооткрытых рунических надписей также подтверждает наличие определенного слоя имён собственных, обнаруживающего тесные связи с западногерманской ономастикой. Это может быть интерпретировано в том смысле, что язык древнейших рунических надписей (или руническое койне) сложился на основе диалектов, относившихся к скандинаво-западногерманскому ареалу, а рунические надписи эпохи викингов, а также древнейшие скандинавские письменные памятники по своей языковой принадлежности отражают уже иные диалектные членения и являются свидетельством формирования и развития собственно скандинавского диалектного континуума, уже отграниченного от прочих германских ареалов. Тем самым материал рунической ономастики, даже при самом осторожном подходе к нему, является хотя и косвенным, но весьма значительным и красноречивым подтверждением нашей гипотезы о западногерманско-скандинавской диалектной основе рунического койне.

§3. Интерпретация рунического имени собственного hariuha, засвидетельствованного в надписи на Зееландском брактеате № 61.2 (hariuhahaitika : farauisa : gibuauja), представляет большие затруднения. Первый компонент имени hariuha этимологически совершенно прозрачен: hari 'войско' широко представлено в общегерманской ономастике. Загадочным остается второй компонент данного имени – -uha. Чрезвычайно важно выяснить, встречается ли данное имя ещё где-либо в рунических надписях, а также в континентально-германской и древнескандинавской ономастике. Как было показано К. Марстрандером, данное имя встречается также в рунической надписи на древке копья из Крагегуля: ek{er}ilaRasugisalas{mu}h{ah}{ai}te... (остальная часть надписи, не поддающаяся до настоящего времени удовлетворительной интерпретации, не имеет для данной работы принципиального значения и поэтому здесь выпускается). К. Марстрандер предлагает в muha выделить т, в котором он усматривает усеченную форму verbum substantivum *-im, a -uha интерпретировать так же, как и в Зееландском брактеате12. Однако материал, где засвидетельствовано имя -uha, возможно, не ограничивается данными двумя надписями. Но перед тем как можно будет приступить к обследованию материала, необходим небольшой экскурс исторического характера.

§4. Вышеприведённые надписи на брактеате № 61.2, найденном в Зееланде и на древке копья из Крагегуля, найденном в Фюнене, относятся примерно к IV-VI вв. Основания археологического, исторического и этнографического характера заставляют предполагать, что некогда на датских островах, возможно, вплоть до IV в. и даже несколько позже, обитали герулы, которые покинули данную территорию, по всей вероятности, при вторжении данов. Иордан указывает на то, что "Suetidi, cogniti in hac gente reliquis corpore eminentiores: quamvis et Dani, ex ipsorum stirpe progressi, Herulos propriis sedibus expulerunt, qui inter omnes Scandiœ (Scandiœ) nationes nomensibi ob nimia proceritate, affeciant proecipium"13. "Светиды, известные в этом племени как превосходящие остальных (величиною) тела, хотя и даны, вышедшие из того же рода – они вытеснили герулов с их собственных мест, – пользуются среди всех племен Скандии славой по причине своего исключительного роста". Прокопий из Кесарии пишет о герулах, что когда эрулы были побеждены в бою лангобардами и должны были уйти, покинув места жительства отцов, то один из них, поселился в странах Иллирии, остальные же не пожелали нигде переходить через реку Истр, но обосновались на самом краю обитаемой земли. Предводительствуемые многими вождями царской крови, они прежде всего последовательно прошли через все славянские племена, а затем, пройдя через огромную пустынную область, достигли страны так называемых варнов. После них они прошли через племена данов (παρέδραμον), причём жившие здесь варвары не оказывали им никакого противодействия. Отсюда они прибыли к океану, сели на корабли, пристали к острову Фуле и там остались. Далее Прокопий добавляет: "Так живут обитатели Фулы. Из них самым многочисленным племенем являются гауты, у которых и поселились пришедшие сюда Έρούλων οί ἐπηλύται (дословно 'эруды-новопришельцы') эрулы"14. Герулы на протяжении своих далёких странствий продолжали сохранять тесные связи со Скандинавией, что находило себе выражение не только в том, что, испытывая необходимость в конунге, они отправили делегацию в Скандинавию (на остров Фулу) и что, избороздив Европу, они вернулись к себе на родину в Скандинавию, но и в ряде обрядов и церемоний (например, сакральное убийство своего конунга Охона, весьма близкое к сакральному убийству свеями своих конунгов, как то описывается в "Саге об Инглингах" Снорри Стурлусоном)15. Более углубленное рассмотрение герульской проблемы в связи с руническим обозначением erilaR см. гл. II, §9-10. Большинство рунологов при интерпретации рунического имени uha отмечают его полную неясность (подробности в §9). К. Марстрандер отмечает, что имя uha, кроме рунических надписей, нигде не представлено в германских языках16. В то же время К. Марстрандер считает возможным присоединиться к С. Бугге, который усматривал наличие -uha и составе имени герульского конунга Свартуа (т. e. Swart+uha)17; ср. у Прокопия: "Поэтому, послав в Византию, они (т. е. герулы – Э. М.) просили императора дать им короля, который был бы ему угоден. Император тотчас же послал им в качестве короля одного из эрулов, давно уже жившего в Константинополе, по имени Свартуа"18. Тем самым руническое имя hariuha лишается своей изоляции, ибо Swartuha обнаруживает ту же модель. Ещё более соблазнительно соположение -uha и имени герульского конунга ὄχος (вариант ὄχων). О нём Прокопий сообщает следующее: "Проявляя по отношению к своему королю (имя ему было ὄχος) чисто зверское и достойное безумных отношение, эрулы внезапно без всякой вины убили этого человека, не выставляя никакой другой причины, кроме той, что в дальнейшем они хотят жить без царей"19. Вряд ли можно сомневаться в том, что в данном случае речь идет вовсе не о вероломстве герулов, а о сакральном убийстве своего конунга, который, как то полагали многие германские племена и как то было очень широко распространено именно в Скандинавии, был повинен в неурожайных годах и должен был искупить эту вину своей смертью. Ср. в "Саге об Инглингах" рассказ о том, что конунг свеев Домальди отличался тем, что во время его правления наблюдались неурожайные годы. Так как многочисленные жертвоприношения были бесполезны, конунг был убит. Та же участь постигла конунга свеев Олава Третельгья, который из-за неурожайных годов был сожжён в своем доме и принесён в жертву Одину20.

§5. Что касается имени герульского конунга ὄχος, необходимо прежде всего указать на то, что в различных изводах "Войны с готами" Прокопия из Кесарии представлены два варианта: ὄχος и ὄχων. К. Цейсс21 и Р. Мух22, давая выдержки из Пройопия, следовали рукописям, где содержится чтение ὄχων. М. Шёнфельд23 на основании того, что, по его мнению, лучшая рукопись (Codex Vaticanus graecus, 1690) содержит ὄχος, а не ὄχων, признал, что данное имя имеет негерманский облик. Мнение М. Шёнфельда разделяет де Фрис24, указывающий на то, что ὄχος "выглядит как негерманское имя". И. Линдквист25 полагает, что "ὄχος является германским именем", и связывает его с др.-англ. Нóс, др.-исл. Hoekingr, д.-в.-н. Huohhing. Данное объяснение в принципе возможно, однако оно не лишено известных натяжек: согласно данному объяснению следует принять, что начальное h германского имени было опущено, а германское k было транслитерировано в виде χ, в то время как германское долгое ō было заменено кратким ŏ. Кроме того, в скандинавском ареале Hoekingr представлено лишь в производных образованиях, и вероятно, что данное имя этимологически связано с др.-исл. haukr 'ястреб'. Более вероятным представляется иное объяснение имени ὄχος (или ὄχων).

§6. Мы полагаем, что есть основания для соположения герульского имени ὄχος и ὄχων и рунического имени uha. Для проверки правильности данного соположения необходимо установить, возможна ли была передача германского u при помощи греческого о. Начальное герм. u возможно было передать в греческом языке византийской эпохи лишь при помощи ον, или ω, или ο. Греческое u было для передачи герм. u совершенно не пригодно, ибо оно уже давно было делабиализовано и совпало с i. Но и диграф ον в начальной позиции был мало пригоден для передачи герм. u, ибо он как правило передавал германское сочетание w+Voc., cp. племенное обозначение Varni (Иордан), Οὐάρνοι (Прокопий). Ср., далее, готск. Οὐλιφριδα, скирское имя собственное Όνόουλφος – V в. (где он соответствует герм. *-wulfaz), остготское имя собственное Γουνδουλφ или Ίλδουλφ – VI в. (что соответствует герм. gund(a)wulfaz или *Hild(a)wulfaz); готск. Έρίουλφος – IV в.; герульское имя собственное Οὐλίγαγγος – VI в.; хаттское имя собственное Οὐκρόμιρος – I в. (< герм. -wōkraz, ср. готск. wokrs)26. Ср. также передачу имени германского племени ругиев как Rogorum у Иордана (Гетика, лат. текст, стр. 178) и Ρογοι у Прокопия. Следовательно, передача герм. Uha в виде *Ουχος (или Όυχων) была бы двусмысленной, ибо могла обозначать Wuha. Греческая графема ω в византийскую эпоху передавала долгое, открытое о; тем самым герм. u наиболее адекватно передавалось при помощи греч. о, и потому соположение Uha/ὄχος с палеографической точки зрения безупречно. Перед тем как будет дана попытка этимологического объяснения Uha/ὄχος, представляется необходимым подвергнуть анализу германский ономастический материал. К тому же следует предварительно оговорить, что вышеприведённые соображения палеографического характера с настоятельной необходимостью требуют специального монографического исследования всех способов передачи германских имен собственных греческими и латинскими авторами. Материал, содержащийся во вступлении к словарю М. Шёнфельда, слишком фрагментарен и несистематичен и в настоящее время сильно устарел. Весьма желателен подробный анализ всех вариантов в различных изводах рукописей (т. е. учет всех lectiones facilior et difficilior) с попыткой установления различных скрипториев и известной эволюции в системе передачи германских имен. Это позволит в сравнительной грамматике германских языков более объективно и обоснованно поставить вопрос об удельном весе и соотношении внутрисистемных звуковых чередований и разного рода субституций в различные периоды развития германских языков.

§7. Руническое имя Uha, возможно, встречается в двух загадочных словах рунической надписи из Стентофты: niuhAborumR / niuhagestumR hAþuwolAfR gaf j / … (дальнейшая часть выпускается). В рунологической литературе представлены две интерпретации niuhAborumR и niuhagestumR: 1) О. фон Фрисен27, И. Линдквист28, В. Краузе29 членят данные слова на niuhA-(-a)-borumR, -gestumR и соответственно интерпретируют: "Новым поселенцам, новым иноземцам X. дал урожайный год"; 2) К. Марстрандер30 членит данные слова по-иному, на niu-hA(a)borumR, -gestumR, и соответственно интерпретирует: "Девяти высоким сыновьям, девяти высоким гостям X. дал урожайный год". Обе интерпретации наталкиваются, однако, на ряд значительных затруднений. При первой интерпретации приходится принимать, что руническая графема h является аннулятором гиата (Hiatustilger). В. Краузе31 указывает на то, что написание niuhA(a) следует рассматривать как компромисс между протоскандинавской формой niuja- и более поздней формой ný(a), причем h такого же свойства, как и в имени собственном frohila в надписи на брактеате из Дарума. Однако вопрос о рунической графеме h в функции аннулятора гиата остается открытым. Соположение с frohila не является убедительным, ибо К. Марстрандер предлагает чтение Frodila32. Остальные случаи с h в той же функции ещё более сомнительны: mariha33 (Вимосе, Дания) допускает различную интерпретацию. Э. Хардинг34 обращает внимание на то, что связующий гласный в niuhA(a)borumR, -gestumR в надписи Переходного периода должен был бы отпасть, ср. в той же надписи из Стентофты: hAriwolAfR < *harja-. Ещё более решительно высказывается X. Андарсен35: "Не может быть никакого сомнения в том, что форма niuha должна быть отвергнута в скандинавской филологии (...en form niuha helt må avvises i nordisk filologi); мы имеем дело с числительным niu". При второй интерпретации приходится принимать, что hAborumR и hagestumR являлись сильноударными формами, о чём свидетельствует проходящая аллитерация с h, следовательно, гласные, обозначаемые графемами А и a, находились в ударной позиции. Но, как отмечают К. М. Нильсен36 и Э. Мольтке37, в периоде I.2., к которому относится данная руническая надпись, графема а служит как правило для обозначения эпентетического гласного, а также для конечного гласного [ср. в надписи из Истабю: AfatR hAriwulafa (hAþuwulafR) hAeruwulafir warAit runAR þAiAR], в то время как графема А обозначает ударный неносовой гласный (примеры см. выше). Следует, однако, оговорить, что в надписях из Стентофты и Бьеркеторпа проведена всюду графема А, за исключением niuhagestumR из Стентофты, в чем можно усмотреть попытку, ещё несовершенную (ибо в той же надписи niuhAborumR имеет графему А), разграничить ударный и безударный гласный. Поэтому можно предположить, что гласные в hAborumR, hagestumR не находились в ударной позиции. Кроме того, объяснение К. Mapстрандера38 рунических niu hAborumR, niu hagestumR как девяти демонов злаков, которые в течение девяти лет приносили стране Хадувольфа урожайные годы, вряд ли может рассматриваться как убедительное с семасиологической точки зрения. Поэтому не является бесполезной новая интерпретация данной рунической надписи.

§8. На основании приведенной аргументации мы предлагаем следующее членение и интерпретацию первых строк надписи из Стентофты: niu+uhAborumR, niu+uhagestumR39; перевод: 'девяти сыновьям (конунга) Уха, девяти иноземцам (конунга) Уха Хадувольф дал урожайный год'. Палеографически данная интерпретация не может вызвать возражений, ибо в рунических надписях известен принцип написания одного гласного или согласного на морфемном стыке двух гоморганных фонем40, ср. в надписи на камне из Мейебру: frawaradaR ana haha islaginaR (is+slaginaR в интерпретации О. фон Фрисена)41, ср. в надписи на камне из Снольделева: kunuAltstAin (т. e. kunwalts+stAin)42; ср. в надписи из Нестер-Мари 2: uk[u]þ(s) (т. е. uk+kub)43.

Что касается культурно-исторических предпосылок для подобной интерпретации, то, по весьма правдоподобному предположению И. Линдквиста44, в niuhA-borumR, niuhagestumR следует усматривать тех самых герулов, которые после поражения в битве с лангобардами вернулись к себе на родину в Скандинавию, но, поскольку их земли уже были заняты данами, основались в Сконе в ближайшем соседстве со своими единоплеменниками гаутами, о чем повествует Прокопий из Кесарии. В этом плане можно осмыслить указание надписи на то, что Хадувольф дал сыновьям Уха урожайные годы, и в то же время становятся более ясными причины сакрального убийства самого конунга Уха.

Всё вышеизложенное весьма гипотетично, и его истинность или ложность будет обнаружена в ближайшие годы. Во всяком случае рунолог не имеет никакого основания отказываться от попытки использовать руническое имя uha и включить данный материал в качестве одного из звеньев в общегерманскую проблематику, и потому не приходится согласиться с презрительным замечанием Э. Мольтке о том, что "научные воззрения на рунические надписи на брактеатах и основы их интерпретации несколько изменились с тех пор, как С. Бугге в 1905 г. забавлялся руническими надписями с именем uha"45.

§9. Что касается этимологической интерпретации рунического имени uha, то в настоящее время исследователь не располагает достаточным материалом для анализа его этимологического состава. С. Бугге46 предложил сопоставить руническое имя uha с д.-в.-н. Ûо, Ûwo, которое могло означать то же самое, что и д.-в.-н. hûwo 'филин', 'сова'. В своем обзоре рунической ономастики К. Марстрандер47 даёт это соположение под знаком вопроса, а в другом месте той же работы он указывает на то, что данное имя, кроме рунического, нигде не засвидетельствовано. Де Фрис48 приводит в своем словаре объяснение С. Бугге, добавляя еще др.-исл. ugla 'сова'. Другие исследователи предпочитают ограничиться указанием на неясность данного образования; так, О. фон Фрисен подчёркивает, что "все рунические надписи, в которых С. Бугге читает uha, являются весьма неясными в отношении интерпретации. Поэтому сомнительным является и сложное слово hariuha"49. В. Краузе указывает на то, что "второй компонент данного сложного слова неясен по своему значению"50. Л. Якобсен и Э. Мольтке51 указывают в своём корпусе датских рунических надписей, что имя hariuha неизвестно, а в отношении его этимологии отсылают к С. Бугге. Но с объяснением С. Бугге не представляется возможным согласиться. Дело в том, что материал общегерманской ономастики вообще не обнаруживает случаев, где в одночленных именах или где в качестве одного из компонентов двучленных имен собственных могло бы выступать обозначение совы или филина. А. Янсен52 даёт в своём обзоре древнескандинавской ономастики перечень всех птиц, которые могли входить как прозвища в состав древнескандинавских имен, но в этом списке нет ни совы, ни филина. Лишь в эпоху позднего средневековья, не раньше XIII в., в датской ономастике засвидетельствовано имя Ugle53. Быть может, есть известные основания связать этимологически руническое uha с общегерманской основой ugg-'бояться', 'наводить страх', представленной с различными ступенями чередования во всех германских языках: ср. др.-исл. ugga 'бояться', uggr 'страх', 'ужас', новонорв. ugg 'бич', 'острие', 'стрекало', шв. (диал.) ugg, ygg 'страшный', 'ужасный'. Дальнейшие примеры с различной огласовкой корня, а также возможные индоевропейские соответствия приводят в своих словарях А. Йоуханнесон54 и де Фрис55. Возможно, что геминация в ugg – экспрессивного характера, что вообще показательно для слов данного семантического поля. В чередовании h/g можно было бы усматривать рефлекс закона Вернера, хотя следует оговорить, что при наличии огласовки u следовало бы ожидать наличие звонкого, а не глухого варианта. Во всяком случае с семасиологической точки зрения данное соположение лучше всего подходит к руническому имени uha, и тем самым всю надпись hariuhahaitika farauisa gibuauja можно было бы перевести: 'Я прозываюсь Гроза войска; мне ведомо опасное. Приношу счастье'.

§10. В качестве кратких выводов можно установить:

1. Материал древнейшей рунической ономастики позволяет выделить слой имен собственных, не представленных в древнескандинавских источниках, но находящих себе соответствие в континентально-германской ономастике. Следовательно, можно утверждать, что наблюдается известный водораздел между древнейшей рунической и древнескандинавской ономастикой.

2. Анализ рунического имени hariuha приводит к выводу, что оно не является изолированным образованием, как то принимается подавляющим большинством рунологов, но находит себе определенные параллели как в других рунических надписях, в том числе и более позднего времени, так и в континентально-германской ономастике.

3. Интерпретация рунического имени hariuha может пролить определенный свет на весьма спорную и неразрешенную герульскую проблему и на герулов как распространителей рунической письменности.

4. В то же время данный анализ говорит о необходимости проведения детального и в широком объёме исследования всех возможных способов передачи греческими и латинскими авторами германских имен собственных.

5. Не исключена возможность, что руническое имя hariuha в своем втором компоненте этимологически связано с общегерманской основой ugg-, и в таком случае данное имя перестает быть изолированным образованием и с этимологической точки зрения.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Полный список рунических имен собственных см. ч. II, разд. II.

2. S. Bugge. Norges Indskrifter med de ældre Runer, Bd I. Christiania, 1903, стр. 12.

3. O. von Friesen. Rö-stenen i Bohuslän och runorna i Norden under folkvandringstiden. "Uppsala Universitets Årsskrift", 1924.

4. Там же, стр. 109-110.

5. F. Jónsson. Oversigt over det norsk (=islandske) navneforråd før år 900. "Aarbøger", 1926, стр. 175 и сл.

6. A. Janzén. De fornvдstnordiska personnamnen. Oslo-København-Stockholm, 1947, стр. 27-28 ("Nordisk Kultur", Bd VII).

7. A. Janzén. The provenance of Proto-Norse personal names, I-II. "Names", vol. II, 1954, № 2, 3.

8. Там же, стр. 192.

9. C. J. S. Marstrander. Rosselandasteinen, "Universitetet i Bergen Årbok", № 3, 1951, стр. 36-40.

10. Там же, стр. 40.

11. В. Nerman. Studier över Svärges hedna litteratur. Uppsala, 1913, стр. 14.

12. C. J. S. Marstrander. De nordiske runeinnskrifter i eldre alfabet, I. "Viking". Oslo, 1952, стр. 26-30.

13. Иopдан. О происхождении и деяниях гетов. М., 1960, стр. 68 (русск. пер.), стр. 134 (лат. оригинал). Об интерпретации данного места у Иордана см. в работах: E. Elgqvist. Studier rörande Njordkultens spridning bland de nordiska folken. Lund, 1952, стр. 100-116; Он же. Vad svioniska ortnamn vittnar om grundandet av det danska väldet. "Arkiv", Bd 74, 1959, H. 3/4; A. Stender-Petersen. Jordanes beretning om Goternes udvandring. "Kural", Aarhus, 1957, стр. 68-80.

14. Прокопий из Кесарии. Война с готами. М., 1950, стр. 209-210, 212.

15. См. изд.: Heimskringla, Bd I. Ed. F. Jónsson. København, 1893, стр. 30.

16. C. J. S. Marstrander. Rosselandssteinen, стр. 24.

17. Там же, стр. 24.

18. Прокопий из Кесарии. Указ. соч., стр. 212 (перевод приводится с исправлением грубых ошибок). Там же, стр. 209.

20. Heimskringla, Bd I, стр. 75-76; см. также: J. de Vries. Das Königtum bei den Germanen. "Saeculum", Bd VII, 1956, № 3.

21. K. Zeuss. Die Deutschen und die Nachbarstämme. München, 1837.

22. R. Muсh. Reailexikon der germanischen Altertumskunde, Bd II, s.v.

23. M. Sсhönfeld. Wörterbuch der altgermanischen Personen- und Völkernamen. Heidelberg, 1911, стр. 176.

24. J. de Vries. Über das Wort "Jarl" und seine Verwandten. "La Nouvelle Clio", vol. VI, 1954, стр. 466.

25. J. Lindquist. Galdrar. "Göteborgs Högskolas Årsskrift", Bd I, 1923, стр. 143.

26. Материал приводится по словарю М. Шёнфельда (см. прим. 23) и в работе: G. Schramm. Namenschatz und Dichtersprache. Göttingen, 1957.

27. O. von Friesen. Lister- och Listerbystenarna i Blekinge. "Uppsala Universitets Årsskrift", 1916, Program 2.

28. I. Lindquist. Galdrar, стр. 151-118.

29. W. Krause. Runeninschriften im älteren Futhark. Halle, 1937.

30. C. J. S. Marstrander. De nordiske runeinnskrifter..., I, стр. 116-127.

31. W. Krause. Runica. III. – KGAW, 1961, № 9, стр. 273-274.

32. C. J. S. Marstrander. Rosselandssteinen, стр. 36.

33. C. J. S. Marstrander. De nordiske runeinnskrifter..., I, стр. 374.

34. E. Harding. Språkvetenskapliga problem i ny belysning, H. 3. Lund, 1939, стр. 57-58.

35. H. Andersen. Urnordisk gestumR og dens betydning for i-omlyden. В кн.: "Festskrift til P. Skautiup". Aarhus, 1956, стр. 11.

36. K. M. Nielsen. Svarabhaktivokal. В кн.: L. Jacobsen, E. Mоltke. Danmarks Runeindskrifter. Text. København, 1942, стр. 1003-1005.

37. E. Moltke. Lousgård-perlens runeindskrift. В кн.: "Festskrift til P. Skautrup". Aarhus, 1956, стр. 4.

38. C. J. S. Marstrander. De nordiske runeinnskrifter..., I, стр. 114-153.

39. Следует указать на то, что уже О. Бремер предлагал членение: ni+uha+gestumR, не давая, правда, никакого обоснования (О. Bremer. Die Aussprache des R der urnordischen Runeninschriften. В кн.: "Festschrift H. Pipping". Helsingfors, 1924, стр. 46); в нотации О. Бремера: ni uha ʓestumz.

40. E. Mоltke. Ortografi. В кн.: L. Jacobsen, E. Moltke. Указ. соч., стр. 896-897.

41. O. von Friesen. De germanska, anglofrisiska och tyska runorna. ("Nordisk Kultur", Bd VI). Oslo-København-Stockholm, 1933, стр. 27-28.

42. DRI, стр. 298-302.

43. DRI, стр. 440-441.

44. I. Lindquist. Galdrar, стр. 119-133.

45. E. Moltke. Lindkaer-Brakteaten. "Aarbøger", 1957, стр. 132. Э. Мольтке имеет в виду работу: S. Bugge. Bidrag til Tolkning af danske og tildels svenske Indskrifter med den længere Räkkes, Runer, navnlig på Guldbrakteate. "Aarbøger", 1905.

46. S. Bugge. Norges Indskrifter med de ældre Runer, Bd I, стр. 247.

47. C. J. S. Marstrander. Rosselandssteinen, стр. 37.

48. J. de Vries. Altnordisches etymologisches Wörterbuch. Leiden, 1961, стр. 632.

49. O. von Friesen. Rö-stenen i Bohuslän och runorna i Norden under folkvandringstiden, стр. 90.

50. W. Krause. Runeninschriften im älteren Futhark, стр. 55/477.

51. DRI, стр. 535-536.

52. A. Janzén. Указ. соч. ("Nordisk Kultur", Bd VII).

53. H. Hornby. Fornavne i Danmark i middelalderen. Personnavne. Oslo-København-Stockholm, 1947, стр. 207. ("Nordisk Kultur", Bd VII).

54. A. Jóhannesson. Isländisches etymologisches Wörterbuch. Bern, 1956, стр. 12-14.

55. J. de Vries. Altnordisches etymologisches Wörterbuch, стр. 632.