| Коронация Вильгельма Завоевателя ознаменовала начало созидательного периода в истории Англии и Нормандии. Предстояло произвести важные изменения в обеих частях объединенного королевства. Англия требовала первоочередного внимания. Нормандцы получили возможность влиять на все происходившие там процессы непосредственно через короля. Вильгельм уже имел богатый опыт решения сложных политических проблем, который он постарался распространить и на свои новые владения. Основу его могущества составляли новая феодальная знать и поддержка церкви. Было бы вполне естественным предположить, что в Англии реформы в первую очередь затронут именно эти социальные слои. Но опыт Вильгельма подсказывал и другое. Добиться доминирующего положения в Нормандии ему помогло умелое использование традиций, существовавших в герцогстве задолго до него. Став королем Англии, он избрал тот же путь: с максимальной для себя выгодой воспользовался монархическими традициями и институтами власти, которые уже существовали в завоеванном королевстве. Это способствовало смягчению воздействия завоевателей на Англию. Король-нормандец сам старался подогнать нормандские обычаи под английские традиции.
Еще одним последствием политического объединения Нормандии и Англии под властью Вильгельма Завоевателя стало радикальное изменение структуры правящих элит обеих стран. Доминирующую роль на обоих берегах Ла-Манша стала играть нормандская аристократия. Это был процесс, который привел к далекоидущим последствиям. В Нормандии он проявился тем, что новая феодальная аристократия приобрела невиданные богатства и одновременно ее обязанности по отношению к герцогу, ставшему королем, приобрели более четкий характер. Для Англии это время было связано с уничтожением старой знати и замены ее новой "заморской" аристократией. Это было самым грандиозным социальным изменением, произошедшим во время правления Вильгельма Завоевателя, причем в значительной степени под его непосредственным руководством.
Судьба старой английской знати – одна из самых трагических страниц истории XI века, документально подтвержденной массой достоверных источников. Три великие битвы 1066 года отозвались погребальным звоном по всей Англии, а те английские аристократы, которые не погибли у Фулфорда, Стэмфордского моста или при Гастингсе, чувствовали себя безнадежно проигравшими. Их будущее было туманно и не обещало ничего хорошего. Коронация Вильгельма внесла неопределенность в положение английских феодалов, и по прошествии времени оно только ухудшалось. Поначалу новый король пытался использовать чиновников прежней администрации и даже приблизил ко двору графов Эдвина, Моркара и Уолтофа. Однако вскоре эти английские магнаты исчезли с политической сцены, и события 1068-1071 годов обернулись новыми бедствиями для тех, кто их поддерживал. В результате войн раннего периода правления Вильгельма старая английская знать понесла очень серьезные потери. Многие погибли. Поместья были повсеместно разорены. Что еще хуже, Завоеватель отказался от прежней политики компромиссов, рассчитанной на привлечение английской аристократии. Представители некогда влиятельных родов в массовом порядке покидали родину. В поисках лучшей доли они уезжали в Шотландию, Фландрию, даже в Византию. А их оставшиеся в Англии родственники, лишенные власти и потерявшие значительную часть богатств, оказались бессильны перед новыми хозяевами страны, которые стали их стремительно вытеснять. Крушение старой элиты было полным и необратимым. В "Книге Судного Дня", содержащей записи обо всех имевшихся в 1086 году собственниках крупных земельных владений, английские имена крайне редки. Согласно подсчетам современных исследователей, английским феодалам к концу правления Вильгельма Завоевателя принадлежало не более 8 процентов земель их страны. Таким образом, их экономические позиции были окончательно подорваны.
Вытеснившая прежних английских владетелей новая аристократия состояла в основном из нормандцев, но не только. В поход через Ла-Манш с Завоевателем отправилось, как известно, немало уроженцев других земель, и некоторые из них решили обосноваться в стране, которую помогли покорить. Среди тех, кто получил земли в Англии, было довольно много выходцев из региона, расположенного к востоку от Нормандии, чистокровных фламандцев или подданных графа Фландрии. Например, несмотря на участие графа Юстаса Булонского в мятеже 1067 года, члены его семейства закрепились в Англии, и их примеру последовали менее знатные булонские феодалы. Выходцы из Фландрии являлись весьма заметной группой в составе новой английской знати. Любопытным подтверждением этого является охранная грамота на земельные владения, выданная незадолго до начала 1069 года королем Вильгельмом архиепископу Йорка Алдреду. Она написана нарочито простым языком и адресована "всем нормандцам, фламандцам и англичанам".
Еще больше, чем выходцев из Фландрии, в рядах новой английской аристократии было бретонцев. Самыми значительными фигурами среди них являлись, конечно, сыновья графа Удо Пентиеврского. Один из них, Бриан, стал владельцем обширного земельного надела на юго-востоке и, возможно, графом Корнуолла. Его печатью засвидетельствована составленная в 1069 году Вильгельмом Завоевателем грамота о собственности города Эксетер. В том же году Бриан участвовал в отражении нападения сыновей Гарольда. Однако его пребывание в Англии было недолгим, поскольку известно, что в Корнуолле его вскоре сменил граф Мортеня Роберт. Основу английских владений этой бретонской семьи суждено было заложить не Бриану, а его брату Алану I, прозванному Рыжим. Алан, который командовал бретонским отрядом в битве при Гастингсе, впоследствии стал одним из ближайших помощников Завоевателя, получил более четырехсот земельных наделов в одиннадцати английских ширах (округах). Ему принадлежали огромные поместья в Йоркшире, Линкольншире, Восточной Англии и на юго-западе страны. В Ричмонде он построил большой замок, который позволял контролировать долину реки Свейл, и дал название новому баронству. Когда "благородный барон Ричмонд" в 1093 году умер, все эти земли унаследовали его братья Алан II (Черный) и Стефен. Последнему удалось объединить бретонские и английские владения семьи.
Столь крупные пожалования представителям младшей ветви правящего дома Бретани свидетельствуют о том, что бретонцы были одним из важнейших элементов в структуре новой феодальной знати Англии. На влиятельность бретонцев указывают и постоянные упоминания в источниках того времени Ральфа Гаэльского как графа Норфолка, хотя само это графство тогда особого значения не имело и было скорее широм. Земли Ричмонда также были переданы в награду за службу бретонцам, многие из которых принадлежали к весьма знатным фамилиям. Бретонец Джудаэль Тотнеский в 1086 году стал владетелем большого земельного надела на юго-востоке Англии, его соотечественники Огер Бретонец, Альфред Линкольнский и Удо, сын Спиревика, обосновались в Линкольншире, а Эссекс и Тихель Хеллеанский дали свои имена целым районам Гелионс Бамстеда, переданным им в бессрочное владение. Следует отметить, что при жизни Вильгельма Завоевателя бретонцы оставались обособленной группой новой английской знати, до конца с ней не ассимилировавшейся, и это представляло определенную проблему. Многие из них, как отмечалось выше, поддержали выступление Ральфа де Гаэля и, естественно, подверглись наказанию после подавления мятежа. Весьма вероятно, что замена графа Бриона в Корнуолле графом Робертом Мортеньским связана именно с этим.
Сколь бы ни велико было влияние выходцев из Фландрии и Бретани, основу новой правящей прослойки, сформированной в Англии при короле Вильгельме, составили представители тех феодальных семейств, которые возвысились в первой половине XI века в самой Нормандии. Именно они получили самые крупные земельные пожалования. Согласно "Книге Судного Дня", примерно пятая часть земель Англии была собственностью самого короля, четвертую их часть составляли владения церкви и почти половина была передана ближайшим соратникам Вильгельма Завоевателя. Они и составили самую мощную группу новой английской аристократии, которая, впрочем, была малочисленной. Вышесказанному это отнюдь не противоречит. Тех, кто получил от Вильгельма Завоевателя земельные владения в Англии, действительно было очень много, и эта новая аристократия была по своему составу действительно многонациональной. Но доминирующую роль в ней занимали всего несколько знатнейших феодалов, что очень четко отражено в "Книге Судного Дня". Так, почти половина земель, переданных Вильгельмом своим соратникам, досталась всего одиннадцати магнатам: Одо, епископу Байе и графу Кента, Роберту, графу Мортеня, Вильгельму фиц Осберну, Роже Монтгомери, Вильгельму Вареннскому, виконту Авранша Гуго, сыну Ричарда, Юстасу, графу Булонскому, графу Алану Рыжему, Ричарду, сыну графа Жильбера Брионского, Жофрею, епископу Котанса, который стал владетелем богатейшего баронства Англии, и Жофрею из Монневиля в Бессене. Список весьма примечателен. Все входящие в него, кроме Юстаса Булонского и Алана Рыжего, были нормандцами, и все, за исключением Жофрея Монневильского и того же графа Алана, сыграли заметную роль в истории герцогства 1040-1066 годов. Теперь им принадлежала почти четверть Англии.
Довольно близко к этой группе по своим значимости и богатству примыкало еще несколько лиц. Огромные земельные наделы были пожалованы Вильгельмом представителям владетельных семейств Эврё и О, а также Роже Биготу из Кальвадоса, Роберту Малету из Гавра, Гуго Грандмеснилскому, сыновьям Роже Бомонского Роберту и Генри. К этим именам, безусловно, следует добавить Вальтера Жиффара из Лонгьювильсюр-Си, Гуго Монфор-сюр-Рильского и Ральфа III Тоснийского. Можно было бы упомянуть и другие известные из истории Англии и Европы семьи, основу богатств которых составили земли, полученные в награду за участие в походе Вильгельма Завоевателя. Но и тогда список крупнейших магнатов Англии не будет очень длинным. Согласно "Книге Судного Дня", во время переписи в стране имелось менее 180 имений, стоимость которых превышала 100 тысяч фунтов стерлингов. Их владельцами были представители нескольких знатнейших семейств. Можно сказать, что политика, которую проводил Вильгельм Завоеватель в 1070-1087 годах в Англии, способствовала концентрации земельной собственности в руках небольшой группы влиятельных феодалов.
Взаимоотношения, сложившиеся между представителями этой группы новой аристократии в Нормандии, естественно, поддерживались и в Англии. Связи знатнейших семейств продолжали скрепляться брачными союзами. Не прервались и отношения новых английских магнатов с их нормандскими вассалами. В Англии ими была воспроизведена привычная система взаимосвязей с опорой на людей, которые были известны им до завоевательного похода. Это обстоятельство, на мой взгляд, заслуживает большего внимания, чем ему обычно уделяют. Самые крупные земельные владения, пожалованные нормандским феодалам Вильгельмом Завоевателем, состояли из множества поместий, разбросанных по всей Англии. Свои новые поместья владетели очень часто передавали в управление представителям тех же семейств, которые являлись их вассалами в Нормандии. Другими словами, основные вассалы того или иного магната могли находиться в разных ширах Англии на расстоянии многих миль друг от друга, но все они представляли семьи, которые в Нормандии жили по соседству. Так, в числе арендаторов Роберта Милета, зафиксированных в "Книге Судного Дня", основную часть составляют люди, прибывшие в Англию из Клавиля, Коллевиля, Контевиля и Эмаллевиля, находившихся неподалеку от центра семейных владений Милетов – Гранвиль-Сент-Онорин. Среди управляющих английскими поместьями Ричарда фиц Жильбера или его сына можно встретить массу выходцев из Абенона, Сен-Жермен-ле-Кампани, Кремоньера, Ферваркеза, Нассандреза и Виспьера, то есть из мест, расположенных вокруг Орбека – главного имения нормандского баронства фиц Жильбера. Подобных примеров множество. Прежние связи Монтгомери и Пантульфов, как уже отмечалось, были воспроизведены в английском Шропшире, а прежняя вассальная зависимость Клере от Тосни сохранилась и в Йоркшире. Представители семейства Клере до середины XII века распоряжались землями, которые при Завоевателе были переданы Беренжару де Тосни. Держателями английских поместий графа О Роберта были в основном семьи из Креиль-сюр-Мера, Флокеза, Норманвиля, Рикарвиля, Сент-Мюле, Месньереза и других районов, примыкающих к О.
Специфика распределения земельных пожалований, переданных нормандской аристократии в качестве награды за участие в походе, отражает продуманный курс Вильгельма на конструктивное государственное строительство. После завоевания Англии он в срочном порядке должен был решить две задачи, во многом противоположные по содержанию. С одной стороны, его соратники должны были получить награды достаточно большие, чтобы не считать себя обделенными, не затевать споров между собой. С другой – нельзя было допустить, чтобы в Англии и Нормандии появились люди, способные по силе и богатству соперничать с самим королем. От решения этой головоломки зависела жизнеспособность англо-нормандского королевства.
Тут вновь как нельзя кстати оказалось то, что в Англии Вильгельм был признан законным наследником светской и духовной власти Эдуарда Исповедника. Это позволило ему настаивать на том, что новые магнаты вместе с правами на земли своих английских предшественников получают и их обязанности. Как правило, владения нормандских лордов в каждом английском шире составлялись не из случайно нарезанных земель, а из наделов, принадлежавших до завоевания одному-двум английским феодалам. С точки зрения будущего это было весьма мудрой политикой. Крупные земельные пожалования, за редкими исключениями, не были сосредоточены в одном районе, а состояли из участков, расположенных в разных районах страны. Некоторые усматривают в этом политический расчет короля, другие считают, что все получалось само собой, поскольку пожалование земель было не единовременным актом, а производилось постепенно, по мере распространения власти Вильгельма на новые английские территории. Но масштабы "распыления поместий" несколько преувеличиваются. Ближайшие сподвижники Вильгельма получили пожалования в разных ширах Англии, и это было вполне естественным. Но при этом основные земельные владения любого из них вполне могли быть сосредоточены в одном конкретном регионе, где он становился самой влиятельной фигурой. Кроме того, разброс имений был свойствен Англии и до Нормандского завоевания. Известно, что во времена Эдуарда Исповедника владения многих знатнейших феодалов были так же рассеяны по стране, как впоследствии земли нормандских магнатов, и связано это было отнюдь не с волей монарха, а со сложившейся в стране системой родовых и арендных отношений. Кстати, благодаря этому обстоятельству новым владельцам было легче адаптироваться на новом месте: конфигурация самих земельных наделов практически не менялась, и новые лорды получали их от законного короля.
Спорные ситуации, которые неизбежно возникали при передаче земель, практически нигде не переросли в серьезные волнения. В подавляющем большинстве случаев представителям короля удавалось урегулировать их, доказав законность происходящего с точки зрения традиций английского права. Постоянное обращение к англосаксонским обычаям было характерно практически для всех крупных судебных разбирательств, происходивших в Англии при Вильгельме Завоевателе. К слову, в задачу составления "Книги Судного Дня" входило не только отражение социально-экономической ситуации, существовавшей в стране при Эдуарде Исповеднике, но и закрепление в качестве законных тех изменений, которые произошли в Англии после его смерти. Она стала документальным подтверждением того, что король Вильгельм правит страной опираясь на ее традиции, в строгом соответствии с которыми им было осуществлено и перераспределение земель. Складывалась парадоксальная ситуация: за двадцать лет новая элита полностью вытеснила старую, но все эти радикальные преобразования проводились под знаменем консерватизма и уважения к прошлому. Во многом благодаря этому Вильгельму удалось быстро осуществить перераспределение земель, не спровоцировав беспорядков в своем королевстве.
Для жизнеспособности объединенного государства было важно увязать процесс образования новой аристократии с усилением его военной мощи. Завоеватель, вне всякого сомнения, понимал это с самого начала. Крупные земельные владения в стратегически важных пунктах королевства практически сразу же были переданы тем представителям нормандской знати, которые своим возвышением и богатством были обязаны лично ему. Так, значительную часть земель Кента получил единоутробный брат короля Одо, земли вокруг пяти городов Суссекса – Гастингса, Превенси, Левиса, Арандела и Брамбера – были пожалованы графам О, Мортеня, Вильгельму Варенну, Роже Монтгомери и Вильгельму Бриузскому. Остров Уайт стал собственностью Вильгельма фиц Осберна, а Корнуолл после 1076 года перешел к графу Мортеня Роберту. Наконец, правителями крупнейших приграничных графств Херефорд, Шрусбери и Честер стали Вильгельм фиц Осберн, Роже Монтгомери и виконт Авранша. Таким образом, наиболее важная со стратегической точки зрения часть страны от Кента до Честера была передана королем под ответственность своего единоутробного брата, Вильгельма фиц Осберна, Вильгельма Варенна, графа О, Роже Монтгомери и Гуго Авраншского. Это были люди, которые доказали свою преданность Вильгельму в Нормандии, а теперь стали крупнейшими землевладельцами Англии.
Еще большее значение имело то, что нормандские аристократы в Англии становились не абсолютными собственниками земли, а скорее королевскими арендаторами, что способствовало усилению роли монарха. Именно он распределял земельные владения, а феодалы получали их не как военную добычу, а как плату за службу королю. Каждый был обязан выставить определенное количество воинов, то есть выполнить вассальный долг службы – servetum debitus. Причем число солдат, которых должен был подготовить для королевской службы конкретный феодал, не было фиксированным, а оговаривалось исходя из размера находящейся в его распоряжении земельной собственности. Именно такую систему соглашений между королем и его вассалами, известную как военный феодализм, начал создавать Вильгельм после завоевания Англии. Есть основания полагать, что уже экспедиция в Шотландию 1072 года организовывалась по этому принципу.
Создание системы, при которой распоряжение земельной собственностью подразумевало исполнение четко зафиксированных обязанностей, является одним из самых значительных достижений Вильгельма Завоевателя. Он не только сумел сделать преданных ему людей самыми богатыми и влиятельными феодалами Англии, но и обратить процесс раздачи пожалований на пользу обороноспособности своего королевства. Исполнение новыми феодалами условий вассального долга гарантировало наличие армии из 3-4 тысяч воинов. А поскольку часть этих солдат предоставлялась несколькими надежными помощниками короля, то эффективность этой армии возрастала. Постоянно иметь под рукой боеспособное войско для Вильгельма Завоевателя было крайне необходимо, ведь на протяжении двух десятилетий ему приходилось почти непрерывно вести войны. По сути, англо-нормандское государство представляло собой военизированную организацию феодалов, в любой момент готовую к боевым действиям. Именно благодаря этому оно и смогло выжить в тех условиях.
То, как создавалась эта организация, во многом предопределило ее действенность. Условно можно выделить два этапа ее формирования. На первом этапе король регламентировал служебные обязанности, которые должны выполнять феодалы за пожалованные земли. Он начался сразу же после завоевания Англии и был напрямую связан с распределением земельных владений среди ближайших соратников Вильгельма. На втором этапе королевские вассалы начали искать наилучшие способы выполнения взятых на себя обязательств. Известно, что в ранний период развития англо-нормандского феодализма многие воины, выделенные для королевской армии, сами не имели земельных участков, а являлись наемными слугами крупных феодалов. Таковыми были, например, "пешие и конные солдаты", действия которых вызвали беспорядки у Вестминстера во время коронации Завоевателя. К данной группе принадлежали и нормандские наемники аббата Турстана, которые в 1083 году нагнали страху на монахов Глэстонбери, ворвавшись "в полном вооружении" в церковь аббатства. Это были опасные люди, склонные к непредсказуемым поступкам. Наемные воины Эльского аббатства в 1070 году опустошили его окрестности, а действия кнехтов епископа Даремского Уокера стали поводом для волнений, вспыхнувших в 1080 году на севере страны. Эти наемные воины в период между 1066-м и 1072 годами представляли один из самых нестабильных социальных элементов Англии. Вполне естественно, что, как только опасность неожиданного нападения на владения новых магнатов начала снижаться, стало резко сокращаться и число их наемников. Крупные отряды кнехтов сохранились лишь в Линкольншире и в Восточной Англии, которые жили под постоянной угрозой атаки со стороны Шотландии. Король прекрасно понимал, какую опасность представляют крупные отряды вооруженных наемников, и не поощрял стремления своих вассалов к их содержанию.
В результате в Англии начала развиваться более прогрессивная система, при которой крупные феодалы выделяли из своих земель ленные участки для лиц, направляемых ими на королевскую службу. Документы, относящиеся ко времени становления этой системы, редки и не так четко составлены, как хотелось бы. Но для нас в данном случае важно то, что некоторые из них явно относятся к XI веку. Наличие рыцарей, имеющих ленные владения, зафиксировано уже в "Книге Судного Дня", а к середине XII века такими рыцарями стали практически все английские воины. Каждый из них имел земельный участок, за пользование которым должен был исполнять оговоренные служебные обязанности и выплачивать определенные денежные суммы. Главными обязанностями были, естественно, военная служба или финансирование таковой, а также участие в деятельности двора своего лорда. Денежные платежи производились по принципу "феодального прецедента" – в определенных случаях субарендатор обязан был выплачивать лорду требуемые им суммы. Таким образом, примерно за сто лет нормандского владычества рыцари в Англии стали не просто людьми, несущими военную службу, но составили одну из групп привилегированного класса, распоряжавшегося земельными владениями.
Такая социальная структура, характерная для сформировавшегося феодального общества, в Англии XI века еще окончательно не сложилась. Но само ее создание связано с реорганизацией системы формирования вооруженных сил королевства, начавшейся при Вильгельме Завоевателе. Король поощрял процесс выделения ленных земель воинам и иногда сам выступал гарантом их соглашений с лордами. Но это был процесс, растянувшийся на долгие годы. Рыцари получали земли от случая к случаю, а "феодальные прецеденты" были регламентированы не ранее XII века. Во времена Завоевателя рыцарство представляло собой весьма неоднородную по имущественному и социальному статусу группу. Наряду с наемниками, продолжавшими охранять поместья многих крупных землевладельцев, в нее входили лица, которых источники того времени уже определяют как "рыцарей". Это были состоятельные, распоряжающиеся крупными имениями люди. Некоторые из них получили земельные участки непосредственно от короля, и по своему социальному положению они практически ничем не отличались от лордов. К таковым, видимо, следует отнести "избранных землевладельцев", которые в 1086 году на знаменитом собрании в Солсбери присягнули на верность королю.
Массу споров всегда вызывал вопрос о том, имелись или нет основные элементы военно-ленного феодализма в Англии до Нормандского завоевания или Завоеватель со своими соратниками создавал всю систему с нуля. До конца XIX века широкое распространение имела точка зрения, согласно которой король Вильгельм воспользовался опытом старой Англии, в которой имелось множество форм зависимых земельных владений, и приспособил их к новым условиям. Позже появилась школа, возглавляемая Дж. Х. Раундом, которого поддержал своим авторитетом и эрудицией сэр Фрэнк Стентон. Ее представители считают, что речь идет не о преемственности традиций, а о совершенно новом этапе развития социальной системы, который начался тогда, когда представитель знати мог получить земли только при условии признания своего воинского долга по отношению к тому, кто эти земли выделял. Данная версия подтверждается вескими аргументами. Большинство современных исследователей разделяют именно ее, полагая, что обнаружить признаки военного феодализма в англосаксонской Британии затруднительно и что основные составляющие этой системы были привнесены в Англию и начали там действовать на практике именно при Вильгельме Завоевателе. Совсем недавно этой концепции вновь был брошен вызов. Появилось сразу несколько статей, авторы которых доказывают, что свои основные черты англо-нормандский феодализм унаследовал от англосаксонской Британии. Углубление в детали сложнейших проблем, которые должны быть разрешены в ходе данной дискуссии, уведет нас от темы данной работы. Но некоторые спорные вопросы, имеющие непосредственное отношение к деятельности Вильгельма Завоевания, мы попробуем коротко и по возможности беспристрастно обозначить.
Очевидно, что долг службы и передача земель в ленное владение не обязательно связаны между собой хотя бы потому, что лены появились позже, чем понятие "servitia debita". И что бы там ни говорили, четкая регламентация обязанностей человека, получившего земельный участок, была введена в Англии только при ее первом нормандском короле, а за все время правления англосаксонской династии не обнаружено ни одного прецедента. Положение самого владельца ленного участка также вызывает вопросы. Типичным представителем военного сословия Англии времен Эдуарда Исповедника был тэн, а при Вильгельме Завоевателе – рыцарь. Положение рыцаря принципиальным образом отличалось от положения тэна. Это главный аргумент сторонников теорий, настаивающих на том, что военный феодализм утвердился в Англии в результате Нормандского завоевания. Именно к положению рыцаря, утверждают они, подходит понятие "тэн". Размеры его участка не были регламентированы, получая его, он брал на себя обязательство служить в войсках сеньора и становился конным воином. Он должен был готовиться к сражениям в составе кавалерийского отряда и иметь необходимое для этого снаряжение. Размеры поместья тэна обычно ограничивались пятью хайдами, отправляться на войну он был обязан не потому, что ему дали земельный участок, а потому, что имел ранг тэна. Наконец, сражались тэны, как правило, в пешем строю.
В целом с этим можно согласиться. Но насколько велико реальное значение перечисленных различий, сказать не берусь. Мнения специалистов на этот счет сегодня диаметрально противоположны, а сомневаться в компетентности кого-либо из них у меня нет оснований. Все же рискну предположить, что во времена Эдуарда Исповедника не каждый тэн стал бы отрицать, что земли, которыми он распоряжается, даны ему за службу. Напомню также, что, согласно вполне достоверному источнику, во владениях епископа Вустерского рыцарям были переданы участки площадью по пять хайдов, ранее принадлежащие местным тэнам. На мой взгляд, это заслуживает внимания. То, что нам известно об одном районе Англии, вполне могло практиковаться и в других. Но если это не так, есть основания полагать, что на практике в положении тэнов и рыцарей было гораздо меньше различий, чем в теоретических построениях их ученых потомков. В ряде источников времен Вильгельма Завоевателя один и тот же человек именуется то тэном, то рыцарем, а в некоторых крупных баронствах, появившихся после завоевания Англии, земли оставшихся на военной службе короля тэнов чередовались с примерно такими же по размеру участками нормандских феодалов.
Утверждение, что тэны сражались исключительно в пешем строю, а рыцари верхом, тоже не бесспорно. Действительно, в 1055 году граф Ральф Тимид нанес страшный урон херефордширским тэнам из-за того, что его воины сражались "по континентальной моде", то есть в конном строю. Правда и то, что нормандские рыцари в 1066 году специально привезли с собой лошадей, которых эффективно использовали в битве при Гастингсе. Однако известно и то, что в составе армии Гарольда Годвинсона конные воины были, и они отлично проявили себя под Стэмфордом. С другой стороны, нормандские рыцари далеко не всегда воевали в качестве кавалерии даже в битвах более позднего времени. Так, у Тинчебраи (1106) король Генрих приказал своим баронам сражаться в пешем строю, то же наблюдалось в сражении при Бремюле (1119), а в знаменитой Битве знамен даже тяжеловооруженные рыцари стояли в колоннах плечом к плечу. При Линкольне (1141) король Стефен приказал своим рыцарям спешиться и использовал их как пехоту. Речь идет о прямых потомках нормандских завоевателей Англии, армии которых были организованы в соответствии с принципами, заложенными при короле Вильгельме. Они могли использовать и те навыки ведения боя, которым их отцы и деды научились у англичан, но сам факт столь широкого применения рыцарей в качестве пехоты заставляет более внимательно приглядеться к тактике, продемонстрированной Завоевателем в Англии. Не следует забывать, что военные кампании, которые он провел до 1066 года, сводились в основном к осаде и штурму крепостей, таких, как Брион, Донфрон или Аркез, а роль конницы в такого рода операциях весьма незначительна. Военная история второй половины XI века фиксирует рост числа операций с использованием различных комбинаций применения пехоты и кавалерии для решения сложных тактических задач. Да и сам Вильгельм продемонстрировал, насколько успешной может быть подобная тактика. Неоднократно говорилось, что победа при Гастингсе была одержана во многом благодаря тому, что он сумел создать из разнородных воинских отрядов дисциплинированную армию. Но в тактическом плане этот успех был достигнут прежде всего в результате скоординированной атаки конных рыцарей и лучников.
Одна лишь пятитысячная армия, которую были в состоянии предоставить в распоряжение короля его ближайшие соратники, не могла на протяжении двадцати лет поддерживать порядок и одновременно обеспечивать оборону столь обширного государства. Собственные ресурсы Завоевателя были ограниченны, и, пытаясь увеличить их, он не мог не обратить внимание на те военные структуры, которые существовали в Англии к моменту его появления там: королевскую армию и силы местной самообороны. Костяк всей системы составляли тэны, которые одновременно являлись основными воинами королевской армии и командирами отрядов местной самообороны. О том, как работала эта система, нам известно не так много, но то, что она сохранилась и при Вильгельме Завоевателе, не вызывает сомнений. Новый король практически сразу же начал использовать ее в своих интересах. В 1068 году он собрал английские войска и с их помощью провел успешную кампанию против Эксетера. В том же году жители Бристоля по собственной инициативе отразили нападение сыновей Гарольда, фактически повторив то, что ранее сделали тены Сомерсета, в 1052 году отразившие нападение самого Гарольда. В 1073 году Вильгельм с большим отрядом английских воинов пересек Ла-Манш и провел операцию в Мене, а в 1075 году Ланфранк собрал местное ополчение для борьбы с мятежными графами. В 1079 году крупный английский отряд вошел в состав армии Вильгельма, сражавшейся у Жербероя, и именно английский тен спас тогда Завоевателя от гибели. Эти факты со всей очевидностью доказывают, что Вильгельм максимально использовал систему военной организации, сложившуюся в Англии до нормандского завоевания. Именно это во многом позволило обеспечить относительную стабильность в тот сложный период, когда в стране создавались новые институты, присущие военному феодализму.
Опора на имевшуюся систему военной организации старой Англии была не единственным инструментом, который Вильгельм использовал для пополнения своей армии. В этой связи будет небезынтересно вернуться к уже затронутому выше вопросу о наемниках, без которых король в первый период своего правления не мог обойтись. Не секрет, что наемные воины составляли немалую часть армии, которую он повел в 1066 году в поход через Ла-Манш. В 1068 году часть из них была распущена, но в 1069–1070 годах солдат удачи пришлось нанимать вновь. Сокровища, которые по распоряжению Вильгельма в 1070 году были изъяты в английских церквях, несомненно пошли на оплату их услуг в кампаниях последующих лет. В 1078 году Завоеватель был вынужден вновь увеличить численность наемных войск, для чего были использованы средства, полученные при конфискации собственности его противников на континенте. Воздействие этих обстоятельств отразилось даже на социальной жизни Нормандии. Именно в период войн Вильгельма Завоевателя там отмечено временное усиление "денежного" сословия, представители которого были привлечены к управлению доходами короля и сделали на этом целые состояния. Очевидно, что все это не могло не оказать влияния на процесс формирования феодального общества в Англии. Существование там "оброчных ленов", владельцы которых вместо службы в армии выплачивали денежную ренту, прослеживается именно до времени правления Завоевателя. Привлечение на военную службу большого количества наемников объясняет и сильнейший налоговый гнет, установившийся в Англии при Вильгельме. Составление "Книги Судного Дня" во многом было продиктовано фискальными соображениями, поскольку перепись населения – один из способов учета и регистрации потенциальных налогоплательщиков. Не случайно и то, что решение о ее проведении было принято в 1085 году, сразу же после того, как Вильгельм возвратился в Англию с новым крупным воинским контингентом.
Даже приняв во внимание все сделанные нами оговорки, мы будем вынуждены констатировать, что прежняя английская аристократия за время правления Вильгельма была заменена новой, и это был процесс поистине революционного масштаба. Но создаваемая система феодальных соглашений не могла полностью обеспечить все потребности государства. Более того, внедрение нового порядка происходило с учетом прежних традиций государственного управления, которые Завоеватель не мог просто так отбросить хотя бы потому, что претендовал на роль законного преемника власти англосаксонских королей. Правы те, кто утверждает, что необратимые изменения, произошедшие в составе правящего класса Англии, полностью отвечали интересам нормандских феодалов, и инициировать их мог только нормандский король. Владения новых магнатов, получивших от него крупные земельные участки, стали к 1087 году неотъемлемой частью социально-экономической жизни королевства. Каждое такое владение, состоящее из расположенных в нескольких ширах поместий, имело центр – caput, как правило, замок, являвшийся главной резиденцией лорда. У лорда имелся свой четко организованный двор, в который входили лица, получившие земли уже от него. Лорд мог иметь собственных стюарда, управляющего, казначея и других придворных чиновников. У него были также собственные судьи и шерифы. В общем, дворы королевских вассалов в той или иной степени копировали порядки, заведенные в королевском дворце. Придворные часто именовали себя пэрами своего сеньора. Они принимали участие в выработке решений, касающихся управляемых им владений, разбирали возникающие между его арендаторами споры. Будучи главными советниками и исполнителями решений своего лорда, они полностью ассоциировали себя с его владением. Вассальная присяга, которую давал своему сеньору каждый, кто получал от него земельный надел, служила основой отношений, цементирующих феодальное общество. В результате в Англии создалась довольно стройная система взаимосвязей, обеспечивавшая власть короля над всей ее территорией.
Политика, направленная на создание новых феодальных отношений, которую Вильгельм Завоеватель проводил между 1066-м и 1087 годами, влияла на ситуацию не только в Англии, но и в Нормандии. Одной из его главных целей было укрепление единства королевства. Обе части англо-нормандского государства управлялись одним королем и одними и теми же аристократами. Однако феодальные структуры Англии и Нормандии никогда не были абсолютно идентичны, что объясняется региональной спецификой возникавших проблем и способов их решения. В Англии Вильгельм мог сразу приступить к созданию военно-ленной системы, используя юридические акты. В Нормандии же ему приходилось действовать в рамках унаследованной от предков неразвитой системы феодальных отношений, которая и к 1066 году все еще была достаточно аморфной. Став королем, Вильгельм получил гораздо больше возможностей для переустройства феодальных отношений в Англии, чем имел до и даже после завоевательного похода в Нормандии. Лучшим примером этого является институт долга служения. В Англии он был четко регламентирован в 1066 году, причем известно, что за основу тогда были взяты соглашения, действовавшие еще до 1035 года. В Нормандии же первую попытку официально регламентировать "долг службы" в 1172 году предпринял Генрих II Английский, а окончательный список обязанностей владетелей ленов был составлен только между 1204-м и 1208 годами при Филиппе Августе. Контраст, как видим, поразителен. Не вызывает никаких сомнений и то, что определенные нормативы на подготовку воинов в Нормандии, если они и существовали, никогда не были столь велики, как в Англии. Так, любое церковное или светское владение Нормандии крайне редко выставляло более десятка воинов, в то время как в Англии в 1035 году были нередки случаи предоставления одним землевладельцем сорока и более воинов.
Установление в Англии таких высоких норм на подготовку солдат свидетельствовало о силе Вильгельма как правителя феодального государства. Не менее важны правила, определявшие служебный долг королевских вассалов и число рыцарей, которое они были обязаны привести в королевское войско. Здесь важно понять, что количественная норма была скорее теоретической. Крупные землевладельцы могли и не соблюдать ее с абсолютной точностью, но, если численность предоставленного королю отряда была меньше оговоренной, лорд был обязан пополнить его за счет наемников. И только рыцари, остававшиеся в распоряжении феодала после выполнения норм по комплектованию королевской армии, считались лично его воинами, которыми он мог распоряжаться по своему собственному усмотрению. Вполне естественно, что в интересах короля было иметь в своем распоряжении как можно больше воинов. Вместе с тем наличие небольших воинских формирований, подчинявшихся своему сеньору, также служило укреплению порядка в государстве. Важно было лишь соблюсти правильные пропорции в численности тех и других и обеспечить условия, при которых они взаимодействовали бы друг с другом. Похоже, что в Англии к концу царствования Вильгельма Завоевателя в этом плане сложилась ситуация близкая к идеальной.
Особенно рельефно его успехи проступают в сравнении с ситуацией в самой Нормандии, где воинов, остававшихся во владениях крупных феодалов, было значительно больше, чем тех, кто был подготовлен для королевской службы. Например, в 1072 году епископ Байе, чьи владения сформировались во времена епископа Одо, согласно "долгу служения", должен был предоставить в королевскую армию двадцать рыцарей, а службу в его землях несли не менее ста двадцати. Управляющий Танкарвилля имел в своем распоряжении девяносто четыре воина, а на королевскую службу должен был направлять только десять. И такое положение было скорее правилом, чем исключением. Очень часто в крупнейших нормандских земельных владениях количество рыцарей, имевших лены, было в пять раз больше, чем количество рыцарей, которые были обязаны являться оттуда на королевскую службу. В Англии же, напротив, количество владельцев ленных поместий ненамного превышало число рыцарей, обязанных служить; в 1070-1087 годах эта разница сократилась, поскольку крупные феодалы постепенно избавлялись от рыцарей, служивших у них сверх нормы. В феодальной Англии никогда не было ничего подобного тому, что было характерным для Франции, где Жан, граф Алансонский, выделял ленные поместья ста одиннадцати рыцарям, а на королевскую службу направлял только двадцать, граф Мюлана имел на службе семьдесят три рыцаря, а к королю направлял пятнадцать, Роберт III, владетель Монфор-сюр-Риля, имел сорок четыре рыцаря, а направлял к королю семь. Эти на первый взгляд незначительные подробности на самом деле имели большие последствия. Система, сформированная Вильгельмом Завоевателем в Англии, лишила местных феодалов права и возможности самостоятельно вести войны, а в Нормандии участие рыцаря в личных войнах его господина по-прежнему считалось одной из рыцарских обязанностей.
Несмотря на отмеченные нами существенные различия, нельзя обойти вниманием тот процесс взаимного влияния при формировании феодальной структуры, который связывал обе части королевства. Английский феодализм был в значительной степени нормандским, но и нормандский феодализм к концу XI века стал в некотором смысле английским. В Нормандии становление институтов феодализма происходило медленно. Как уже было показано, даже принцип "долга служения", с которым Нормандия была хорошо знакома, не применялся одинаково к владениям всех крупнейших нормандских феодалов. В Англии между 1070-м и 1087 годами был установлен такой феодальный порядок, при котором права государя как верховного сюзерена с самого начала были законно признаны и контроль за их осуществлением соблюдался неуклонно и сурово. Однако по обе стороны пролива феодальные соглашения заключали одни и те же семьи, и верховный правитель был один и тот же. А потому, если права короля с особой жесткостью утверждались на острове, их признание должно было распространиться и на материк. Так и произошло. Еще в 1050 году, какими бы ни были права герцога в теории, такие знатные семейства, как Бомоны, Тосни или Монтгомери, вряд ли признали бы, что свои земли они получили от герцога как держание на определенных условиях. Но, получив наделы в Англии, представители этих семейств признали такое положение вещей вполне правомочным и исправно выполняли "долг служения" в гораздо большем объеме, чем делали это в Нормандии. К 1087 году уже ни один нормандский владетель не посмел бы заявить, что владеет своими землями не на условиях службы, хотя эта служба в Нормандии была менее почетной, чем в Англии. Нормандцы привнесли в Англию основы феодальной организации общества, но завершение процесса феодальной организации общества в Нормандии стало последствием завоевания Англии.
Таким образом, единство социально-экономического развития нового государства было обусловлено взаимным влиянием герцогства и королевства. Король получил особые права внутри феодальной системы, которую он контролировал, и к тому же предъявлял права на все привилегии английских королей, доставшиеся ему вместе с завоеванным королевским саном. Помимо этого власть Вильгельма опиралась на единство интересов короля и аристократии, которое он, будучи герцогом, так умело сформировал в Нормандии еще до 1066 года. Поскольку феодальная структура англо-нормандского королевства определялась тем, что нормандские аристократы поселились в Англии на условиях, очень выгодных для короля, то управление королевством зависело от отношений между аристократией и Завоевателем.
Центром системы управления был двор – "curia regis". С определенной точки зрения этот двор можно было считать просто двором крупнейшего феодала страны. Повсеместно в обязанности вассалов входило присутствие при дворе своего сеньора. Это правило относилось и к тем, кто получил свои земли непосредственно от короля. Феодальный характер двора Вильгельма стал еще очевиднее, когда король потребовал, чтобы долг служения по отношению к нему выполняли не только светские феодалы, но и служители церкви. "Curia regis" Завоевателя можно считать двором, состоявшим из людей, служивших королю на тех условиях, на которых нормандские аристократы владели своими землями в герцогстве и в королевстве, хотя это утверждение никогда не было верно для всех без исключения. В этом смысле двор короля Вильгельма, по сути, не отличался от двора герцога Вильгельма, который окружал его до 1066 года и назывался "curia ducis". В состав обоих дворов входили члены семьи Вильгельма – его жена и сыновья – и его главные светские и церковные вельможи. Съезды большого двора, которые проводились в Лейкоке ближе к концу царствования Завоевателя, были шире по количеству участников, но в основных чертах походили на съезды, проходившие в Нормандии с 1051 года.
Однако придворные советы при короле Вильгельме не были чем-то абсолютно новым и чуждым Англии. В завоеванной стране Вильгельм обнаружил существовавший с древних времен королевский совет, который также был собранием местных вельмож и, хотя формировался по иным правилам, был достаточно похож на совет, окружавший герцога в Нормандии. Совет Эдуарда Исповедника включал в свой полный состав главных церковных иерархов и крупнейших светских владетелей (в основном графов), к которым присоединялись и другие знатные люди, вызывавшиеся по приказу короля. Совет был собранием вельмож, созванных королем, который нуждался в их постоянной поддержке. Неудивительно, что Завоеватель вначале был готов эту поддержку принять. А потому съезды, собиравшиеся в 1068-1069 годах, чтобы засвидетельствовать наиболее крупные из его английских пожалований, очень напоминали расширенные советы-витаны времен Исповедника. На этих съездах Вильгельм фиц Осберн и Роже Монтгомери занимали места возле Эдвина, Моркара и Вальтеофа; англосаксонские и нормандские прелаты сидели рядом, а среди присутствовавших должностных лиц было несколько людей, ранее служивших Исповеднику.
Советы первых лет царствования Вильгельма особенно интересны как пример избранной им внутренней политики: свои нововведения, которым было суждено в корне поменять основы общественного устройства страны, он проводил в жизнь плавно и в то же время эффективно. Изменения в составе двора стали заметны лишь после 1070 года, но потом перемены в нем шли очень быстро, поскольку замена прежней английской аристократии на новую неизбежно отражалась в составе двора. К концу правления Завоевателя среди участников больших собраний двора имена видных английских аристократов стали большой редкостью. Несмотря на появление новых людей и новых феодальных идей, двор Вильгельма Завоевателя даже тогда в одном аспекте еще можно было сравнить с витаном Эдуарда Исповедника: в 1080 году, так же как в 1050-м, двор короля состоял из самого монарха и членов его семьи, виднейших церковных иерархов и крупнейших светских владетелей, а также некоторых должностных лиц. К тому же Вильгельм, всегда выступавший как законный преемник Исповедника, никогда не забывал о том особом положении, которое давал ему титул короля Англии. С другой стороны, справедливым будет утверждение, что ко времени смерти Завоевателя "curia regis* стала нормандской в том смысле, что феодалы были обязаны присутствовать на собраниях двора в силу вассальных обязанностей, возникших из-за предоставления им королем земли.
"Curia" собиралась часто. Но еще до 1087 года появилась традиция собирать ее в полном составе на Рождество, на Пасху и на Троицу. В этих случаях собрания двора всегда отмечались великолепными церемониями и роскошными приемами. Двор Вильгельма в полном составе наглядно отражал характер королевской власти в англо-нормандской монархии и отношение этой власти к тем людям, от чьей поддержки она зависела. Например, король в таких случаях носил корону, которая, как читатели уже видели, была в XI веке одним из важнейших символов святости и светского величия королевского сана. Картина восседающего на троне, облаченного во все королевские регалии и окруженного знатнейшими светскими вассалами и прелатами Вильгельма выражала величие и верховенство его власти и одновременно подчеркивала тесную связь между королем и его вассалами. Такие съезды позволяли тем, кто управлял Нормандией и Англией, лично встречаться друг с другом, а королю давали возможность ознакомиться с состоянием дел во всех частях его государства посредством общения с людьми, отвечавшими за управление этими частями. Такова была обстановка, сложившаяся при дворе Вильгельма Завоевателя к 1085 году, когда он произнес свою проникновенную речь в Глостере, где возник план описи земель. Так возникла идея создания "Книги Судного Дня".
Но король Вильгельм встречался со своими вельможами не только в таких особо торжественных случаях. Его "curia" часто собиралась в меньшем составе, куда входили лишь те, на чье мнение король полагался особенно. В этот, если можно так выразиться, ближний круг входили архиепископ Ланфранк, сводные братья короля Одо и Роберт, а также Алан Бретонский, Ричард фиц Гилберт, Роже Монтгомери и Вильгельм Варенн. Здесь также прослеживается преемственность внутренней политики Вильгельма, ведь и в Нормандии дворцовые советы проходили по той же схеме. А поскольку после 1070 года наиболее ответственные посты при дворе Вильгельма по обе стороны пролива занимали главным образом одни и те же люди, то они перемещались по королевству вместе с монархом. Естественно, при обсуждении проблем конкретного района на совет приглашались местные должностные лица, имевшие к нему непосредственное отношение. Но главные вельможи (Роберт и Генрих Бомоны, Роже Монтгомери, граф Роберт Мортень, Ричард фиц Гилберт) появлялись на нормандских съездах двора так же часто, как на английских. Присутствие этих людей в значительной степени нивелировало различия между нормандским и английским дворами.
Дела, которыми занимался двор Завоевателя в Англии, мало отличались от тех, которые рассматривал его двор в герцогстве. Основные вопросы касались подтверждения прав на землю или привилегий и, следовательно, судебных решений по урегулированию претензий. В Англии обстоятельства ее завоевания и связанная с этим необходимость урегулировать возникавшие споры придавали этой задаче особую важность. Тем не менее, повседневная рутина двора Завоевателя была одинакова и в Нормандии, и в Англии. Суд в Лейкоке, продолжавшийся от рассвета до сумерек в присутствии всей королевской курии, можно считать исключением в английской судебной практике, но подобные случаи были в Нормандии. Именно в присутствии всего двора, который собрался в Руане, король заслушал дело о споре между Ральфом Тессоном и аббатом монастыря Фонтенье. В 1080 году двор на таком же съезде решил другое дело в пользу руанского монастыря Святой Троицы против епископа Эврё. И таких примеров можно привести еще много.
Однако было бы неразумно слишком подробно рассказывать о функциях двора при Вильгельме Завоевателе, поскольку сутью его правления была личная власть короля, распространявшаяся на Нормандию и Англию. Король управлял своим государством и вызывал к себе тех светских и духовных лиц из англо-нормандской знати, которые лучше всего могли помочь ему в этом. В самом общем виде можно отметить, что обязанность его двора состояла в том, чтобы давать советы королю, а король, со своей стороны, всегда был готов обеспечить свою поддержку тем людям, которые могли сделать его правление эффективным. В то время управленческая деятельность еще не была разделена на отдельные функции: лишь после смерти Вильгельма из королевского двора были выделены специальные группы людей, которым были поручены обязанности по сбору налогов и отправлению правосудия. Хорошо известно, что казначейство и позднейшие суды, а также канцелярия, как особая служба, были детищами курии. В царствование Завоевателя на управление страной еще смотрели проще: король правил и вызывал к себе вассалов как помощников в выполнении этой задачи, чтобы они давали ему советы и обеспечивали исполнение его решений.
Таким образом, феодальная структура королевства объединяла для выполнения общей цели англо-нормандского короля и англо-нормандскую аристократию, а также связывала воедино Нормандию и Англию. Само существование этой аристократии, особенно в Англии, где она составляла незначительное меньшинство, зависело от умения сотрудничать ее представителей друг с другом и со своим королем. И аристократии, и самому Вильгельму было выгодно, чтобы восстания против них подавлялись как можно быстрее, а потому историю нормандцев в Англии, особенно в правление Завоевателя, невозможно объяснить противостоянием короля и баронов, внутренне присущим общественной системе их государства. Вернее было бы рассматривать события той поры как феодальную колонизацию завоеванной страны группой очень талантливых людей с королем во главе. У короля и его соратников были приблизительно одинаковые представления о том, как нужно управлять страной. Все они жили в той социальной системе, которую в Англии создали сами, и полагали, что всем в этом феодальном мире, включая короля, будет лучше оберегать собственные права и не посягать на права других. При определении феодальных прав и обязанностей могли возникать споры, но никто не отрицал, что окончательное решение обязательно для всех. Именно общее признание феодального принципа королем и вельможами позволило англо-нормандскому королевству выжить и во многом определило характер власти в нем. |
|
