| Пока Вильгельм завоевывал Англию, дела в его родном герцогстве шли все хуже. В 1066 г., когда несовершеннолетний король Франции находился под опекой тестя Вильгельма Балдуина V Фландрского, а графство Анжуйское было ослаблено и переживало сложные времена, перспективы казались радужными. Однако в течение последующих четырех лет ситуация изменилась совершенно не в пользу Вильгельма. Возмужавший Филипп I Французский стал завидовать герцогу Нормандскому и желал расширить сферу своего влияния, захватив пограничную область Вексен, простиравшуюся вдоль Сены между Парижем и Руаном. В 1067 г. умер Балдуин V Фландрский, а в 1070 г. – его сын и наследник Балдуин VI, после чего Вильгельм потерпел серьезную неудачу, когда брат покойного графа низложил своего племянника. В 1068 г. граф Фульк Мрачный, – могущественный сеньор, не желавший признавать феодальную власть Вильгельма над Мэном, – изгнал из Анжу своего брата Жоффруа Бородатого. Вильгельм снова оказался в том положении, в котором находился до 1060 г., – ему приходилось защищаться и бороться, чтобы уберечь герцогство от посягательств честолюбивых соседей.
Трудности, с которыми Вильгельм столкнулся в Нормандии, помогают объяснить его отношение к Англии. Даже если Вильгельм и хотел управлять королевством, после 1071 г. у него для этого было мало времени. Он был лишен возможности подробно вникать в английские проблемы и знакомиться с местными традициями. От баронов, получивших фьефы в Англии, он иногда требовал послужить ему в Нормандии, не давая им времени освоиться в королевстве. Ему также были нужны английские денежные и военные ресурсы. Вильгельм был не таким королем, как Кнут, который время от времени мог отправиться из Англии в поход на другую страну, – нет, он оставался нормандским герцогом, использовавшим завоеванные земли в интересах Нормандии. Кроме того, в связи с тем, что герцогство имело для него наибольшее значение, державы, так сказать, обменивались людьми – ив довольно больших масштабах. Бретонцы и фламандцы получали пожалования землей в королевстве, а английские войска сражались в Мэне и других областях, граничащих с Нормандией. Смена людей часто имела место и в епархиях, находившихся во власти Вильгельма. Вероятно, даже англичане тоже участвовали бы в этом перераспределении, говори они по-французски. Однако, как бы то ни было, Англия всегда рассматривалась Вильгельмом только как источник ресурсов.
Судя по всему, Вильгельм не был искусным дипломатом и не отличался особой дальновидностью. Как мы уже видели, король очень дорожил своим альянсом с Фландрией, ведь ввиду угрозы со стороны викингов этот союз имел немаловажное значение для безопасности Англии. Вильгельм даже платил графу денежный феод – 200 фунтов в год. Однако в 1071 г. случилось так, что либо герцог совершил грубую ошибку, либо позволил себя обмануть. Когда в 1070 г. умер Балдуин VI, граф Эно и Фландрии, брат королевы Матильды и родственник Филиппа I Французского, его наследник Арнульф III был еще слишком юн, поэтому власть оставалась в руках вдовы графа – Рихильды Эгисгеймской. За короткое время она утратила всякую популярность, и во Фландрию вторгся дядя мальчика – Роберт Фриз. Чтобы помочь Матильде справиться с этой проблемой, Вильгельм послал в Нормандию Гильома Фиц-Осборна, эрла Герефордского, и когда Филипп собрал армию, чтобы восстановить в правах изгнанников, эрл присоединился к королю с отрядом, в который входило десять рыцарей. Если, как полагает Ордерик Виталий, эрл Герефордский думал, что во Фландрии ему предстоит легкая прогулка, то он, к сожалению, заблуждался, так как 20 февраля 1071 г. Роберт Фриз напал на королевскую армию у Бавеншова близ Касселя, обратил в бегство Филиппа, взял в плен Рихильду и убил Арнульфа. В бою погиб и Гильом Фиц-Осборн. Тело эрла отвезли в Нормандию для захоронения в стенах монастыря, основанного им в городе Кормейле.
Вскоре после битвы Роберт Фриз и король Филипп заключили мир. Новым графом Фландрским стал брат Матильды, но Вильгельм, видимо, был оскорблен убийством своего сенешаля и друга в битве при Касселе, поэтому в отношениях между двумя дворами никакой приязни впоследствии не наблюдалось. Кроме того, Роберт, который проявлял интерес прежде всего к своим имперским фьефам и стремился распространить свою власть на восток, предпочитал доверять защиту Фландрии своему сюзерену – королю Франции, а не своему зятю – герцогу Нормандскому. Союз графа и французского короля был скреплен браком между Филиппом и падчерицей Роберта – Бертой Голландской, а свое враждебное отношение к Вильгельму граф открыто выразил тем, что выдал свою старшую дочь замуж за Кнута II Датского, претендента на английский престол. Ситуация напоминала недавнее прошлое, а именно 1075 г., когда датскому флоту перед вторжением в Англию было разрешено стать на якорь у берегов Фландрии.
В начале 1072 г. Вильгельму удалось все же выкроить время, чтобы посетить Нормандию впервые после 1067 г., и, скорее всего, его сопровождал Одо Байеский. Он созвал всех своих баронов из герцогства и из графства Мэн, принял от них оммаж, а затем вернулся в Англию, чтобы вторгнуться в Шотландию. В начале 1073 г. Вильгельм, освободившись наконец от бремени наиболее насущных английских проблем, снова возвратился в Нормандию, чтобы усмирить беспорядки в Мэне. Нормандская власть в графстве не пользовалась популярностью, и это создавало благоприятную почву для заговоров. Влиятельные бароны, такие как Жоффруа Майеннский, плели интриги в своих интересах, а жители Ле-Мана решили создать коммуну. Всеобщее настроение склонялось в пользу того, чтобы правителем снова стал какой-нибудь местный граф, но в последний момент политическая необходимость вынудила мятежников обратиться к графу Анжуйскому. В период между 1068 и 1072 гг. Герзента, сестра Гуго IV, последнего графа Мэнского, вместе с мужем Адзо II, маркизом д'Эсте в Венеции, заявили о правах своего младшего сына. Однако в 1072 г. Жоффруа Анжуйский воспользовался беспорядками и овладел Ле-Маном. В начале следующего года Вильгельм выступил в Мэн с большой англо-нормандской армией и довольно легко подавил этот неприкрытый мятеж. Однако поскольку и Анжу, и Франция, а иногда и Бретань занимали враждебную позицию, власть Вильгельма над Мэном пошатнулась, и до конца его правления это графство постоянно становилось очагом заговоров и мятежей, поддерживаемых и подстрекаемых графом Анжуйским.
Филипп Французский стремился любыми способами досадить Вильгельму. В 1074 г. из Фландрии в Шотландию вернулся Эдгар Этелинг и был с почестями принят своим зятем, Малькольмом. Однако Малькольм не был готов его приютить, поэтому порешили на том, что принц примет предложение Филиппа укрыться в Монтрейском замке, расположенном на границе между графствами Булонь и Понтье. Эдгар отправился во Францию, но из-за шторма вынужден был вернуться в Шотландию, и на этот раз Малькольм посоветовал ему заключить с Вильгельмом мир. Принц проехал через всю Англию и отплыл в Нормандию. Король принял его весьма учтиво, и Эдгар оставался с ним до 1086 г., когда решил попытать счастья в Апулии. Кстати, в этом же году его сестра Кристина постриглась в монахини в аббатстве Ромси.
Вильгельм вернулся в Англию перед Рождеством 1075 г., чтобы вынести приговор восставшим эрлам и их сторонникам, а уже весной снова возвратился на континент, намереваясь покарать Ральфа де Гаэля, бежавшего в Бретань. С согласия графа Хоэля V Вильгельм напал на город Доль, где обосновался Ральф, однако здесь его ждала одна из самых крупных неудач в жизни. Когда король Филипп выступил к Долю на помощь графу, получив, вероятно, подкрепление от анжуйских и аквитанских войск, Вильгельму пришлось отступать так стремительно, что он оставил все боевое снаряжение своей армии, потерпев тем самым убыток, как было подсчитано, в 15 тыс. фунтов. Это серьезное поражение должным образом отметили английские хронисты. Эрл Ральф остался полновластным сеньором Гаэля. В 1077 г. Вильгельм все же заключил краткосрочное перемирие с Филиппом, а также, видимо, и с Фульком Анжуйским.
В 1077 г. Вильгельму было под пятьдесят, а его дети уже становились взрослыми. Он сам был еще полон энергии, проводя все свое время на охоте или в походах. Из современников единственное описание его внешности дает один анонимный автор – вероятно, монах из Кана, – написавший о смерти короля. К сожалению, оно состоит всего из нескольких предложений, да еще и взятых из последних глав книги Эйнхарда "Жизнь Карла Великого". Адаптируя текст, летописец опустил все яркие детали, приведенные Эйнхардом, вставил фразу о полноте Вильгельма и изменил всего одно слово. Голос Карла описывается как clara (звонкий тенор), а голос Вильгельма – как rauca (грубый бас). Эта поправка, вероятно, была сделана намеренно, однако остается неясным, основывалась ли она на знании фактов или на том мнении, что голос и любые черты характера зависят от внешности. На самом деле трудно сказать, насколько можно верить этому плагиату и верить ли ему вообще. За его достоверность ручаться нельзя, однако вот эти строки (заимствования из Эйнхарда даны курсивом): "Вильгельм был несколько выше среднего роста, а телом крепок и слегка дороден. Хотя в последние годы он был склонен к полноте, это не было связано с чревоугодием. В действительности он был умерен в еде и особенно в потреблении крепких напитков, питая отвращение к пьянству, касалось ли это его самого или других. Он легко произносил речи и хорошо владел языком. Его голос был груб, но не в такой мере, как это можно было ожидать при его внешности".
Поколение спустя Уильям Мальмсберийский, снова вторя Эйнхарду, добавляет к этому портрету еще несколько деталей. Его сведения относительно роста короля совпадают с Канским анонимом, но он более откровенно говорит о его тучности. Брюхо у Вильгельма так выпирало, что не только не позволяло ему сохранять величественный вид – не важно, стоял ли король или сидел, – но и способствовало его гибели, так как, по свидетельствам некоторых людей, во время разграбления Манта его конь споткнулся и он сильно повредил живот о луку седла. Хронист также рассказывает, что еще до событий в Манте король Филипп шутил, что Вильгельм напоминает беременную женщину, которая вот-вот разродится. Уильям Мальмсберийский соглашается, что король был здоровым и сильным человеком с мощными плечами и руками, а также пишет, что у него был лук – возможно, арбалет, – который, кроме него, больше никто не мог натянуть, а он мог это сделать даже ногами, скача галопом на лошади. Летописец добавляет, что у короля было злое лицо и большая плешь спереди. Кроме того, он приводит бытовавшие в то время мнения, а также рассказы о сексуальной жизни Вильгельма, и приходит к выводу, что король действительно был высоконравственным человеком.
Если Вильгельм и Матильда поженились в 1052 г., то к 1077 г. некоторым из их детей было уже за двадцать, причем Роберту, вероятно, было 24 года, так как в 1063 г., когда умерла его невеста Маргарита Мэнская, он почти достиг возраста, в котором по церковному праву можно заключать брак. Второго сына, Ричарда, вероятно, уже не было в живых – он погиб в результате несчастного случая на охоте в Новом Лесу возле Винчестера, не достигнув возраста посвящения в рыцари (Генрих, кстати, прошел этот обряд в 18 лет). Вильгельм Рыжий, должно быть, был ненамного младше Роберта и Ричарда. Самому младшему сыну, Генриху, шел девятый год. Должно быть, некоторые из дочерей также достигли брачного возраста или же были близки к этому. Однако очередность рождения сыновей и дочерей нигде не задокументирована.
Гильом де Пуатье сообщает нам, что Вильгельм заботился о том, чтобы его дети воспитывались в религиозном духе. Мы ничего не знаем о воспитании Роберта, и это неудивительно, так как здесь вряд ли было чем гордиться. Несомненно, Роберт был таким же верующим человеком, как и многие другие, и своими подвигами в Первом крестовом походе стяжал себе определенную славу. Однако его слабое правление, от которого страдала нормандская церковь, его глупость и распутство настроили против него церковных писателей. Ордерик Виталий описывает его как человека маленького роста, с пухлым лицом и тучным телом, из-за чего его обычно называли Коротконогим. Считается, что это прозвище ему дал отец. Тем не менее он был храбрым и искусным воином и прекрасным лучником. В характере его присутствовали щедрость и общительность, говорил он ясно и бегло. В то же время он мог быть расточительным, хитрым и лживым.
Вильгельм Рыжий, несмотря на то что какое-то время он прожил в доме архиепископа Ланфранка, посвятившего его в рыцари, был таким же бескультурным, как и его брат, да еще и агрессивным противником церкви и даже безбожником. Несмотря на характерное добродушие, любовь к родителям, достойное поведение во время войны и репутацию честного и прямого человека, он насмехался над всеми святынями и за свое богохульство, а также гомосексуальные наклонности снискал очень дурную славу в церковных кругах. По-видимому, порочность Вильгельма Рыжего, которую он выставлял напоказ, настолько бросалась в глаза, что очень беспокоила обычных людей. Своими безрассудными и иногда бессмысленными растратами он поражал даже тех, кто вырос вместе с ним при отцовском дворе, известном неоправданной, а то и бессмысленной расточительностью. Однако как воин и правитель Вильгельм мало в чем уступал своему отцу. Он обладал той же твердостью характера и тем же честолюбием и был похож на отца внешне – дородный, вспыльчивый человек с красным лицом и выпученными голубыми глазами, разговаривавший страстно и при этом запинаясь. Несмотря на свое недостойное поведение и некоторое шутовство, он был отнюдь не глуп, и люди вскоре поняли, что этого юношу, напористого как бык, не стоит недооценивать.
Генрих, который был намного младше своих братьев, явно был воспитан лучше них. Вполне вероятно, поскольку шансы получить в наследство какие-либо земли у него были малы, родители могли подумывать о том, чтобы направить его по церковной стезе. Однако, по-видимому, нельзя сказать, что Генрих серьезно занимался учебой или что он стал образованным человеком. Тем не менее ему, безусловно, был свойствен более живой интерес к интеллектуальной деятельности, чем его братьям, и он мог вращаться в образованных кругах. Он всегда был осведомлен в вероучении и заботах служителей церкви и откликался на них доступными ему административными средствами. Во время его правления церковь процветала, как и при его отце. Однако в личной жизни он был таким же аморальным, как и его братья: неприветливым, распутным, жестоким, скупым, расчетливым – в какой-то мере самым неприятным из них человеком.
Вряд ли можно утверждать, что Вильгельму удалось дать сыновьям хорошее религиозное воспитание, однако с дочерьми ему повезло больше. По-видимому, девочки были и набожны, и расположены к учению. У одной из них – вероятно, Сесилии, ставшей монахиней, – наставником был Арнульф, в 1100 г. ставший патриархом Иерусалима, представляя там римско-католическую церковь. Другая дочь, Адела, взяла под свое особое покровительство писателей – отчасти, несомненно, потому, что вышла замуж за человека, семье которого не была чужда образованность. Бодри де Бургей посвятил ей одно из своих самых больших стихотворений (№ 196). Однако 1365 строк в дидактическом стиле не были бы особо привлекательны для современного читателя, если бы Бодри, описывая опочивальню графини, не сообщил о ковре, напоминающем тот самый, что был соткан для ее дяди – епископа Одо. Менее примечательно короткое стихотворение, посвященное Сесилии (№ 198). Если девочки были младше Роберта и Вильгельма Рыжего, то герцог – видимо, по мере того, как он добивался все больших успехов, – стал внимательнее относиться к воспитанию детей. Дочерей, очевидно, готовили к браку с людьми из знатных семей. Наряду с искренностью и целомудрием Аделы и Сесилии Бодри де Бургей воспевает их красоту. Однако, учитывая то, что их братья едва ли отличались приятной внешностью, мы можем заподозрить поэта в лести.
Хотя в семьях феодалов брачным союзам обычно уделяли особое внимание, мы мало знаем о планах Вильгельма относительно своих детей. В действительности лишь двое из них вступили в брак до его смерти. Старшая дочь, Агата (возможно, в других документах именно она фигурирует под именем Аделиза), сначала была обручена с Гербертом Мэнским, затем, вероятно, с Гарольдом, эрлом Уэссекским, и, наконец, с Альфонсом VI Кастильским и Леонским, однако незадолго до начала 1074 г. она умерла на пути в Испанию. По словам Ордерика Виталия, она по Божьей милости была избавлена от ненавистной ей доли, потому что единственным человеком, за которого она хотела выйти замуж, был Гарольд, с которым она познакомилась, если таковая встреча действительно имела место, в 1064 г. Вторая дочь, Сесилия, в 1075 г. постриглась в монахини и впоследствии стала настоятельницей аббатства Святой Троицы в Кане, которое основала Матильда. Первой вышла замуж Адела, одна из младших дочерей, – в 1080 г. подходящую и выгодную партию ей составил Стефан-Анри, граф Блуаский и Шартрский, а в 1135 г. их третий сын по имени Стефан стал последним из нормандских королей Англии, унаследовав своему дяде Генриху. Менее удачным стал брак между другой сестрой, Констанцей, и Аланом IV Ферганом, графом Бретонским, в 1086 г. – этот союз оказался бездетным.
Ко времени смерти Вильгельма в 1086 г. у него уже было несколько внуков – незаконнорожденных детей Роберта и, возможно, даже Генриха. Потомки брачных союзов на то время появились у Вильгельма только по женской линии – и то лишь у Аделы, графини Блуаской. Роберт женился относительно поздно – в 1099 или 1100 г., а его сын Вильгельм Клито всю свою жизнь претендовал только на владение онорами. Вильгельм Рыжий так и не женился. У Генриха, женившегося дважды – в 1100 и в 1121 г., – среди множества бастардов было только двое законнорожденных детей, из которых его пережила только дочь. Следует объяснить, почему Вильгельм проявлял столь явно недостаточный интерес к вопросу о браке своих детей и почему он не смог надлежащим образом выдать замуж своих дочерей. Нет сомнений в том, что Вильгельм был отцом-собственником и не хотел, чтобы дети от него отдалились. Он дважды добился, чтобы Роберта официально признали его наследником – в 1066 г. перед вторжением в Англию и впоследствии в Бонвиле, когда он тяжело заболел. Помимо этого, Роберт, вероятно, номинально носил титул графа Мэнского. Однако Вильгельм не предоставлял своим сыновьям апанажей. Он полагал, что именно в его обществе они смогут овладеть искусством войны и государственного управления, и, несомненно, опасался, что, получив от отца графства, они не только отдалятся от него и погрязнут в делах своих фьефов, но и, вероятно, начнут плести интриги. По тем же самым причинам он, возможно, не желал, чтобы дети вступали в браки, а то и запрещал им делать это. По обычаю, мужчина мог жениться, только если он владел поместьем, позволявшим содержать жену. Ни один отец не пожелал бы выдать свою дочь за безземельного человека, и Вильгельм прекрасно знал о тех осложнениях, которые могут возникнуть, если кто-нибудь из его сыновей женится, пока он жив.
Вильгельм Рыжий спокойно переносил такую опеку, и нельзя не признать, что он по меньшей мере научился как военному делу, так и искусству управления. Что касается Роберта, то к 1077 г. подобное положение вещей совершенно вывело его из терпения. Каким бы ни было отношение к нему Вильгельма, Роберт был самым незавидным наследником – он был всем недоволен, водил дружбу с никчемными людьми, всегда был в долгах и за деньги готов был служить даже врагам отца. Впоследствии его сетования повторяли многие наследники короны: он жаловался, что у него не хватает средств, чтобы вознаградить своих людей. Особенно он нуждался в земельных владениях, так как его приверженцы жаждали именно феодальных поместий. В 1077 г. Роберт покинул Нормандию – возможно, после ссоры с братьями, которую Ордерик Виталий описывает довольно ярко, – и на протяжении четырех или пяти лет скитался повсюду вместе с такими же недовольными, как и он, спутниками. Ордерик утверждает, что сначала он посетил своих фламандских дядей – Роберта Фриза и Удо, архиепископа Тревского, умершего в 1078 г., а затем и других родственников – в Лотарингии, Германии, Аквитании и Гаскони. Полученные от них дары он раздавал своим нахлебникам. Уильям Мальмсберийский добавляет, что Роберт отправился в Италию, где безуспешно попытался просить руки Матильды, дочери и наследницы Бонифация, маркиза Тосканского. Ордерик также заявляет, что королева Матильда посылала своему странствующему сыну деньги – очевидно, через бретонца Самсона, одного из королевских капелланов, которому, по некоторым свидетельствам, в 1082 г. Вильгельм предлагал возглавить Ле-Манскую епархию, – и что, узнав о деяниях своей жены, король был взбешен, а на Самсона рассердился до такой степени, что клирику пришлось спасаться бегством в Сент-Эвру, где он постригся в монахи. Если эти события действительно имели место, то, вероятнее всего, было это в 1082–83 гг. – незадолго до смерти Матильды. Кроме того, Ордерик тоже был монахом в Сент-Эвру и, вероятно, хорошо знал историю Самсона, так что мы имеем все основания полагать, что Роберт на самом деле серьезно возмутил спокойствие в семье.
В 1077 г. у Вильгельма возникли другие проблемы. Когда он был занят подавлением восстания в Мэне, Симон, граф Мантский, удалился в монастырь, в результате чего король Филипп захватил оставшееся без владельца графство. На землях между Парижем и Руаном в Сену с севера впадают три притока: Уаза, Эпта и Анделла. Территория, простирающаяся между Уазой и Анделлой и на юг от Сены, известна как область Вексен. Викинги, прочно осев в этом краю, заняли земли вплоть до Эпты и разделили Вексен на две части. В восточной части, позже получившей название Вексен Французский, образовалось графство Мант. После 1031 г. король Франции Генрих в благодарность за поддержку нормандцев предоставил герцогу Роберту, отцу Вильгельма, право сюзеренитета над Мантом, и граф Дрого Мантский, ставший другом герцога, принес ему оммаж. Дрого и Роберт умерли в 1035 г., совершая паломничество в Иерусалим, а Генрих, воспользовавшись несовершеннолетием Вильгельма, вернул себе сюзеренитет над Мантом. Когда этой областью в долине Сены управлял граф Мантский, она оставалась "буферной" территорией между королевским доменом и Нормандией, поэтому с тех пор, как король забрал Мант в свой домен, стратегическое положение Вильгельма значительно ухудшилось. В 1087 г. Вильгельм предпринял запоздалую попытку вернуть Мант и тогда же заболел смертельным недугом.
В 1077-78 гг. в самой Нормандии, видимо, тоже происходили беспорядки, вызванные действиями Роберта. К концу 1078 г. король Филипп пожаловал Роберту замок Жерберуа в области Бовези, к северу от Вексена, откуда тот, как из опорного пункта, мог совершать набеги на нормандские земли. После Рождества Вильгельм выступил в поход, чтобы изгнать Роберта, а так как армия последнего состояла из солдат удачи, опустошавших окрестности, к Вильгельму даже присоединился Филипп. Однако Роберт отразил нападение союзников и ранил в сражении своего собственного отца, под которым, кроме того, погиб боевой конь. Также был ранен и Вильгельм Рыжий. Среди убитых были англичане, в том числе и Токи, сын Вигода. Предположительно их привели с собой Рожер, эрл Шрусберийский, Гуго де Гранмениль и Роберт де Бомон, которые наряду с отцом Роберта Рожером и его братом Анри были главными соратниками Вильгельма в этой кампании. Потрясенные столь неприятными событиями и чувствуя, что вскоре дело может принять еще более печальный оборот, они попытались примирить отца и сына. В конце концов, Вильгельм уступил и восстановил Роберта в наследственных правах на герцогство. В 1080 г. он взял его с собой в Англию и отправил воевать с шотландцами, а после того как в 1081 г. Вильгельм прошел через Южный Уэльс, отец и сын вернулись в Нормандию, чтобы усмирить графство Мэн.
Хронология войн в Мэне не совсем ясна. Ордерик Виталий утверждает, что нижеследующие события происходили непосредственно после войны 1073 г. вплоть до 1076 г. Вполне возможно, он ошибался, тем более что он связывает с ними смерть епископа Арнольда Ле-Манского, а это произошло в 1081 г. Одним из самых преданных сторонников Вильгельма в Мэне был Жан де Ла-Флеш, владевший замком, расположенным на полпути между Ле-Маном и Анжером, недалеко от границы между графствами. Жан состоял в свойстве с графами Мэнскими, и его крепостью несколько раз пытался овладеть Фульк Анжуйский. По-видимому, в начале 1081 г. при содействии Хоэля Бретонского Фульку все-таки удалось захватить и сжечь Ла-Флеш. Это нападение заставило Вильгельма двинуться в Мэн с англо-нормандской армией, в которую входили Рожер, эрл Шрусберийский, и Гильом, граф д'Эвре. Решающее сражение было предотвращено только благодаря вмешательству церкви, и в результате был заключен Бланшланский мир. Согласно некоторым сведениям, Фульк признал графом Мэнским Роберта Коротконогого и принял от него оммаж как сеньор от вассала. Возможно, Вильгельм также передал Фульку заложников в подтверждение того, что он признает сюзеренитет Анжуйских графов над Мэном. Бароны, воевавшие против Анжу, в том числе и Жан де Ла-Флеш, заключили мир с Фульком, а те, кто противостоял нормандцам, – с Вильгельмом. Мы знаем, что это мирное соглашение между Нормандией и Анжу, ставшее действительно благоразумным компромиссом, имело силу до конца жизни Вильгельма. Однако на этом беспорядки в Мэне не закончились.
По-видимому, в 1082 или 1083 г. против Вильгельма восстал влиятельный барон Губерт – зять графа Ниверского, сеньор замков Бомон-сюр-Сарт и Френе, к северу от Ле-Мана, и Сент-Сюзанна, расположенного на западе. Губерт, которого в высшей степени чтил Ордерик Виталий, участвовал в мятеже 1072 г., и Вильгельм вынудил его сдать замки Френе и Бомон. Позднее он получил прощение и был назначен виконтом. Неизвестно, по какой причине он вновь поднял мятеж, но, оставив два своих замка на севере и перебравшись в Сент-Сюзанн, где было гораздо удобнее получать помощь из Анжу, Губерт стал совершать набеги на Ле-Ман. Вильгельм снова выступил против него и, не сумев взять неприступный Сент-Сюзанн, организовал поблизости поселение, чтобы помешать дальнейшим действиям противника. Губерт держался три года и, очевидно, только выиграл от этой ситуации. Командование своим гарнизоном Вильгельм поручил бретонцу Алану Рыжему, сеньору Ричмонда. Безусловно, в королевской армии были и другие английские бароны, в том числе Гильом де Варрен и Роберт д'Ойли, один из комендантов Вильгельма, владевший обширными поместьями в Оксфордшире и впоследствии щедро вознагражденный за вклад, внесенный им в эту кампанию. Губерт набрал войска из Аквитании, Бургундии и других частей Франции и с помощью Роберта Бургундского, дяди своей жены, не только отразил все атаки, но убил и захватил в плен множество знатных людей из армии противника, а выкуп за них принес ему большую прибыль. Хотя эта война и не была значительным событием, Вильгельм, несомненно, израсходовал на нее немало ресурсов.
2 ноября 1083 г., пока все еще продолжалась борьба с мятежниками, умерла Матильда. Королеву похоронили в основанном ею монастыре Святой Троицы в Кане. Ордерику Виталию принадлежат несколько традиционных, подобающих в данном случае высказываний о ее благочестии, но она остается для нас совершенно бледной исторической фигурой. По всей видимости, Вильгельм был верным мужем, а последний ребенок родился у них в 1068 г. Со времени завоевания Англии Матильде в Нормандии даже доверили исполнение весьма почетных обязанностей. Однако, учитывая характер Вильгельма и его деяния, трудно поверить, что в отношениях между супругами была особая нежность или что у них была нормальная семейная жизнь. Тем не менее ее смерть имела одно серьезное последствие для их семьи, так как примерно в это же время Роберт Коротконогий полностью порвал отношения со своим отцом.
С лета или осени 1085 г. до лета 1086 г. Вильгельм находился в Англии, принимая меры для защиты королевства от угрозы датского нашествия. Здесь же он принял первых послов от Губерта, прибывших из Сент-Сюзанна с просьбой о мире, а затем и самого Губерта. Хотя виконт и не потерпел поражение, это восстание его утомило, да и сам Вильгельм был рад избавиться от наболевшей проблемы. После этого король вернулся в свое герцогство, чтобы в Байе отпраздновать свадьбу своей дочери Констанцы и Алана Фергана, графа Бретонского. Теперь, когда в Мэне был восстановлен порядок и по-прежнему было в силе мирное соглашение с Анжу, а дочери были выданы за правителей Блуа, Шартра и Бретани, Вильгельм вполне мог считать, что он добился определенных результатов, так как ему удалось одолеть своих противников. Оставалась только одна проблема – Вексен, и для ее решения вскоре представилась благоприятная возможность.
Солдаты французского гарнизона в Манте совершили внезапное нападение на земли к югу от Сены за рекой Эр, являвшейся границей епархии Эвре, и разорили поместья Рожера д'Иври, дворецкого Вильгельма и сеньора Бекли (в Оксоне), а также местечко Паси, феодальное владение Гильома де Бретея, наследника Гильома Фиц-Осборна в Нормандии. Король Вильгельм бросил вызов своему французскому сюзерену, заявив о своих правах на весь Вексен и потребовав от Филиппа возвратить три главные крепости в Вексене Французском – Шомон, Мант и Понтуаз. Филипп отверг это требование, и в последнюю неделю июля 1087 г. Вильгельм вступил в Мант, застав противника врасплох, но сам не ожидал, что нормандские солдаты, которые всегда торопились пустить в ход свои факелы, подожгут город и станут его грабить. Сгорела и церковь Св. Марии, а вместе с ней и какой-то отшельник. Из-за полноты Вильгельм стал неповоротливым, а жара и напряжение в этот день стали причиной болезни, от которой он вскоре умер. Его отвезли обратно в Руан, а затем – поскольку ему было тяжело переносить шум этого оживленного города – на окраину в церковь Св. Гервасия, принадлежавшую герцогскому аббатству Фекан. Здесь королю, которому шел уже шестидесятый год, отвели отдельные покои.
Вильгельма мучила тошнота, и он вообще не мог принимать пищу. Обследовав его мочу, лекари потеряли всякую надежду на его выздоровление. Вильгельм знал, что умирает. Ясный рассудок он сохранял до самой смерти. Для примирения с людьми и Богом ему оставалось пять недель. Самое раннее описание его часов на смертном одре нам оставил анонимный автор – вероятно, монах из аббатства Св. Стефана в Кане, где Вильгельм был похоронен. В книге Ордерика Виталия смерть и похороны короля – одни из наиболее впечатляющих эпизодов, и на этих страницах автор дает обзор всей жизни Вильгельма и выносит ей свою оценку. Хотя сведения обоих хронистов о предсмертных часах Вильгельма приблизительно совпадают, между ними есть некоторые различия. Ордерик, например, сообщает много подробностей, достоверность которых едва ли можно проверить, хотя они, вероятно, основаны на устоявшейся народной традиции. Он также приводит тщательно продуманную исповедь, которую, скорее всего, сам и сочинил.
По свидетельству анонимного автора, за больным королем ухаживали архиепископ Руанский Гильом по прозвищу Добрая Душа, епископ Лизье Жильбер Мамино, Жан де Виллула, лекарь короля, позднее ставший епископом Батским, и Жерар, королевский канцлер и регент церковного хора в Руане, который впоследствии достиг в Англии довольно высокого сана. Мирянин упоминается только один – брат Вильгельма Роберт, граф Мортенский. Ордерик утверждает, что в тот момент, когда Вильгельм покинул этот свет, с ним были два прелата – вышеупомянутый епископ Лизье и Гюнтер, аббат Жюмьежский. От него мы также узнаём, что к умирающему королю был вызван Ансельм, аббат Бекский, но поскольку он сам заболел, ему так и не удалось добраться до церкви, где находился безнадежно больной король. Можно не сомневаться в том, что перед смертью Вильгельм покаялся. Вероятно, он признал, что большую часть жизни воевал, но вместе с тем нашел оправдание своим войнам, он сознался во многих грехах, в том числе и в алчности, которая была одной из неявных причин, подвигнувших его к завоеванию Англии, но в то же время обратил внимание на то, какие услуги он оказал церкви, и предложил исполнить епитимью за счет своих богатств. Согласно обоим источникам, Вильгельм приказал слугам составить опись всех своих сокровищ – денег, корон, оружия, церковной утвари, молитвенников и облачений, – находившихся, очевидно, в руанской сокровищнице, в его дворцовых покоях и придворной капелле. Затем – видимо, в присутствии своих сыновей, Вильгельма и Генриха, – король продиктовал завещание, по которому отдавал свои богатства различным церквям и малоимущим. В частности, Вильгельм послал щедрые дары священнослужителям Манта для восстановления сожженных им церквей. Вполне возможно, что он, как пишет Ордерик, посоветовал своим сыновьям почитать церковь и всегда следовать наставлениям добрых и мудрых людей. Затем он поделил между ними свои земли.
Относительно этого раздела источники расходятся, однако большую уверенность нам внушают сведения анонимного автора, у которого, в отличие от Ордерика, было меньше причин относиться с неприязнью к Вильгельму Рыжему, хотя и не стоит забывать, что он сам, возможно, не любил Роберта. Присутствующему у одра Вильгельму Рыжему умирающий король отдал свою корону, меч и скипетр. По словам Ордерика, он приказал написать и скрепить печатью адресованное архиепископу Ланфранку письмо "о назначении короля Англии", передал это письмо сыну и распорядился, чтобы тот немедленно отправлялся в Англию и занял трон. Вильгельм опасался, что в королевстве возникнут беспорядки, а Роберт начнет плести интриги. Старший сын отсутствовал – он был вместе с врагом короля Филиппом Французским, и, вероятно, в какой-то момент могло даже показаться, что Вильгельм собирается лишить его наследства. Ордерик заявляет, что, хотя Вильгельм был опечален и возмущен, у него не было намерения отобрать у Роберта Нормандию, на которую у последнего были все права признанного наследника. Анонимный автор в свою очередь утверждает, что убеждать короля принять это решение пришлось архиепископу Руанскому и другим присутствующим и что он сделал это с неохотой. Вероятно, при этом Вильгельм произнес резкие слова и безошибочно предсказал, что правление Роберта обернется для Нормандии большой бедой. В конце концов, по словам Ордерика, писавшего свой труд во время царствования Генриха I, о своей доле спросил младший сын, не получивший никаких земельных владений, и узнал, что ему досталось 5 тыс. фунтов серебра, которые, как считалось, были завещаны ему матерью. Таким образом, Вильгельм до конца был верен своей политике не создавать апанажей для своих сыновей.
Описание оставшихся часов жизни короля и рассказ о его погребении мы находим, главным образом, у Ордерика Виталия, однако с ним сходятся и другие хронисты, поэтому у нас нет оснований не доверять его обстоятельному повествованию. После оглашения последней королевской воли Вильгельм, поцеловав и благословив наследника престола, отправил его в путь. Весть о смерти отца застала Вильгельма Рыжего на берегу Ла-Манша в порту Виссан. Генрих же лично отправился в сокровищницу, чтобы проследить за взвешиванием своих денег, после чего занялся сооружением своей собственной надежной сокровищницы для их хранения. Таким образом, король остался со своими лекарями, слугами и несколькими баронами. Последние стали просить его освободить всех узников, особенно Моркара, бывшего эрла Нортумбрийского, Роджера де Бретея, эрла Герефордского, и Одо Байеского, эрла Кентского. Король согласился отпустить на волю тех заключенных, которые дадут клятву соблюдать мир в Англии и Нормандии, за исключением Одо. Однако, поддавшись настойчивым просьбам своего сводного брата Роберта, графа Мортенского, он в конце концов согласился освободить и этого пленника. Король причастился и в ночь с 8 на 9 сентября совсем ослабел. На рассвете, услышав звон церковных колоколов к заутрене, он скончался.
Нужно отдать должное Вильгельму, – его власть оставалась непререкаемой до самого конца. Именно его, умирающего короля, Роберт Мортенский умолял освободить своего брата, очевидно, даже не задумываясь над тем, что новый герцог, вероятно, сделает это без особого труда или, в худшем случае, за взятку. Однако чем сильнее власть, тем ощутимей потеря, когда ей приходит конец. Как только Вильгельм умер, бароны покинули покои и поспешно отправились в свои поместья, чтобы защищать их, если в стране начнется анархия. Слуги же, оказавшись без надзора, украли все домашние принадлежности, находившиеся в опочивальне, и наполовину раздели мертвое тело, после чего сбежали. Ордерик, вполне естественно, пускается здесь в свойственные благочестивому человеку размышления о тщете богатств и высоких титулов. Как только весть о смерти короля распространилась, в Руане началась паника, и многие люди стали спасаться бегством или, по крайней мере, прятать все свои ценности. Крах власти был полным: братья и сыновья покойного короля отсутствовали, его вассалы и слуги разбежались, а тело Вильгельма оставалось без присмотра до третьего часа службы34. Руанские монахи организовали процессию к церкви Св. Гервасия, а архиепископ приказал, чтобы тело перевезли в Кан для погребения в церкви Св. Стефана, основанной Вильгельмом. Однако исполнить этот приказ никто не вызвался. В конце концов, какой-то сельский рыцарь по имени Герлуин, из любви к Богу и чтобы сохранить честь своей страны, нанял за свой счет устроителей похорон, носильщиков и повозку и перевез тело в Руан, откуда на корабле его доставили в Кан.
Однако тело Вильгельма продолжали преследовать злоключения. В Кане его встретила процессия во главе с аббатом Жильбером, но на пути в монастырь в городе вспыхнул пожар, и все, за исключением монахов, бросились его тушить. На похоронах было множество нормандских епископов и аббатов, в том числе и освобожденный из тюрьмы Одон Байеский и оправившийся от болезни Ансельм Бекский. О присутствовавших мирянах сведений у нас нет, однако из сыновей короля присутствовал только Генрих. После заупокойной службы с речью выступил Жильбер, епископ Эвре. Он восхвалял военные успехи Вильгельма, мир и правосудие, царившие при нем, а также его заботу о церкви и о слабых. В заключение он попросил всех молиться, ходатайствуя перед Богом о спасении души покойного, ибо все люди грешны, и если Вильгельм обидел кого-нибудь, епископ просил простить это покойному. Тут из толпы вышел некто Асцелин Фиц-Артур и заявил, что земля, на которой они находятся, принадлежала когда-то его отцу Артуру и что Вильгельм несправедливо отобрал ее, чтобы основать церковь. Затем Асцелин предъявил свои права на землю и запретил захоронение тела в своих владениях. Его поддержали феодалы с соседних земель. Священнослужителям и баронам тут же пришлось собрать 60 солидов, чтобы заплатить Асцелину за могилу, и, кроме того, они пообещали, что он получит столько же за остальную часть земли. Тем временем тело лежало на дрогах – его должны были похоронить в каменном саркофаге, уже поставленном в яму. Когда тело положили в могилу, оказалось, что оно настолько тучное, что не помещается в ней. Стали давить и нанесли телу сильные повреждения, из-за чего церковь наполнилась зловонием, которое нельзя было заглушить даже обильным воскурением ладана. Обряды пришлось поспешно закончить. В свете всего этого неудивительно, что Ордерик Виталий завершает восьмой том своей "Истории церкви" размышлениями о таком жалком конце столь могущественного человека.
ПРИМЕЧАНИЯ
34. Т. е. до девяти часов утра. |
|
