Библиотека
 Хронология
 Археология
 Справочники
 Скандинавистика
 Карты
 О сайте
 Новости
 Карта сайта



Литература

 
Ганина Н. А. Inter eils goticum  

Источник: Германистика. Скандинавистика. Историческая поэтика. – М.: МАКС Пресс, 2008 (стр. 43-51)


 

Эпиграмма "De conviviis barbaris" ("О варварских пиршествах"; "Anthologia Latina", P. 285, Б. 439)1 широко известна благодаря строке: "Inter eils goticum scapia matzia ia drincan" 'между готскими eils, scapia matzia ia drincan'. Вкрапление германских слов в латинский стих расценивается как редкое [Поэты "Латинской Антологии" 2003, 191-192]. При общей прозрачности смысла это вкрапление не имеет однозначной интерпретации.

"Латинская Антология" – сборник небольших стихотворений, составленный в Карфагене в начале VI в. н. э. Заглавие сборника не принадлежит древним составителям, оно дано издателями нового времени по аналогии с известной "Греческой Антологией" александрийской эпохи. Главным содержанием "Латинской Антологии" является школьная поэзия римской Африки конца V – начала VI в., эпохи вандальских королей [Гаспаров 2003, 3-4]. Восточногерманское племя вандалов, проникшее в Европу в 406 г., было вытеснено в Северную Африку из Испании в 429 г. Десять лет спустя вандалы при поддержке местного берберского населения и сельских колонов-арендаторов взяли Карфаген. Вандальское королевство в Африке просуществовало сто лет – при королях Гензерихе (439-477), Хунерихе (477-484), Гунтамунде (484-496), Трасамунде (496-523), Хильдерихе (523-530), Гелимере (530-534) [Корсунский, Гюнтер 1984, 71-83; Гаспаров 2003, 4-5]. Расцветом этого парадоксального образования было правление Трасамунда, когда воздвигались пышные постройки, оказывалось покровительство писателям и поддерживался союз с остготской династией в лице Теодориха Великого2. В "Латинской Антологии" содержится несколько стихотворений во славу Трасамунда и его дел [Гаспаров 2003, 4-5].

М. Л. Гаспаров указывает, что весь материал "Латинской Антологии", с подписями и без подписей, – это стихотворная продукция образованных любителей, желавших показать свою принадлежность к ученому и просвещенному обществу. В "Антологии" значится более 20 имен поэтов, но эти лица фактически неизвестны в литературе того времени. Весь сборник отличается однородностью, единством стиля, что следует расценивать как признак устоявшейся, развитой и самосознательной поэтической культуры [Гаспаров 2003, 6-7].

Содержание "Латинской Антологии" задано привычным кругом предметов и образов, по определению М. Л. Гаспарова, похожим на список картинок в букваре – лимон, гиацинт, роза, виноградная гроздь, муравей, стол с фигурой орла, водоналивное колесо, магнит, Архимедов глобус, канатоходец, актер-пантомим, птица Феникс, Ахилл и Гектор, Солнце и Луна, девять муз и т. п. Исторические перемены и потрясения той эпохи почти не оставили следа в этом сборнике, но таково было самосознание античного человека, привыкшего к неменяющемуся миру, к самоподдерживающемуся хозяйству, к вечным этическим и эстетическим ценностям. "Римская империя стала варварской – но об этом мы догадываемся лишь по непривычно звучащим именам... да по одинокой эпиграмме "О варварских пиршествах"" [Гаспаров 2003,7].

Однако варварская тема всё же прослеживается в "Латинской Антологии". На присутствие германцев указывают прежде всего имена адресатов эпиграмм: Асдинги (Asdingi(s); вандальский знатный род), Трасамунд (Thrasamundus; король вандалов), Оагейс, Блумарит, Фридамал, Гебамунд (Oageis, Blumarit, Fridamal, Gebamundus; знатные вандалы), Ватанант (Watanant; германец-игрок)3. Кроме того, вопреки иллюзии римско-германского единения под эгидой вечных ценностей, германец Ватанант описан как типичный варвар, неспособный сохранять спокойствие ни при проигрыше, ни при выигрыше (Эпиграммы Луксория, 47; [Поэты "Латинской Антологии" 2003, 73-74]). К сатирическим стихотворениям относится и эпиграмма "О варварских пиршествах". Впрочем, других выпадов против германцев в "Антологии" мы не найдем, и указанные эпиграммы скорее тяготеют к сатирическим описаниям пороков и нарушений меры, нежели к политическим обличениям.

Полный текст эпиграммы "О варварских пиршествах" таков:

"Inter eils goticum scapia ia matzia ia drincan
Non audet quiusquam dignos edicere versus.
Calliope madído trepidat se iungere Baccho,
Ne pedibus non stet ebria Musa suis".

Перевод M. Л. Гаспарова:

"Здесь, меж готскими "eils!" и "scapia matzia ia drincan!"
Больше не смеет никто слагать хорошие строки.
С Вакхом, пьяным насквозь, боится сойтись Каллиопа,
Чтобы не сбилась в стихе пьяная муза с ноги".

Переводчик дает следующий комментарий: "Три стиха гексаметра и заключительный пентаметр – редкая (простонародная) стихотворная форма, явно выбранная затем, чтобы подчеркнуть содержание стихотворения" [Поэты "Латинской Антологии" 2003, 192]. С другой стороны, как отмечает М. Л. Гаспаров, издатели Ризе и Беренс склонны разделять это стихотворение на два самостоятельных двустишия libid.]4.

Германские формы, содержащиеся в первом двустишии эпиграммы, традиционно считаются искаженными готскими: *hails и *skapja[m] matjan ja[h] drigkan – ср. гот. hails к греч. χαῖρε 'радуйся; здравствуй, привет' [Ин. 19, 3], ga-skapjan (снгл. 6 j-през.) к греч. κτίσαι 'творить, создавать' [Мф. 13, 19 и др.], matjan (слгл. 1) к греч. βιβρώσκειν, φαγεῖν, ἐσθίειν, συνεσθίειν 'есть', 'обедать' [Мф. 9, 11, Лк. 9, 13, Ин. 6, 13 и др.], jah (изредка ja) к греч. καὶ, δὲ 'и' (одно из самых употребительных слов), drigkan (снгл. 3) к греч. πίνειν 'пить' [Мр. 2, 16 и др.] [Lehmann 1986, 94-95, 148-149, 169, 210, 247, 298]. Глагол *skapjan без преверба в сохранившихся контекстах перевода Св. Писания не засвидетельствован. О развитии hails > eils и передаче германского -tj- латинским -tz-будет сказано ниже.

Все эти слова восходят к общегерманским основам и являются настолько употребительными, что их может распознать даже носитель другого языка. Примечательно, что при надежной индоевропейской этимологии гот. hails, skapjan и jah [Pokorny 1959, 520, 930-933, 285; Lehmann 1986, 94-95, 148-149, 210, 298] глаголы matjan и drigkan представляют собой не вполне этимологически ясные новообразования по сравнению с известными индоевропейскими основами *ed- 'есть' (ср. гот. itan, ди. eta и др.) и *poi-/pi- 'пить' [Lehmann 1986, 169, 247]. Тем самым эти глаголы выступают как яркие, характерные германизмы.

Слово eils < *hails употреблено в сочетании с прилагательным в форме множественного числа. Однако это не означает, что готское (восточногерманское) приветствие hails также имело форму множественного числа. Данное употребление указывает на осознание слова hails как основного заздравного восклицания, звучавшего многократно. Таким образом, начало первой строки эпиграммы толкуется как "между готскими eils = между готскими заздравными кличами".

Германская фраза, касающаяся пиршества, допускает разные интерпретации, поскольку представленные в ней слова не совпадают с личными формами соответствующих готских глаголов. Ф. Вреде принимал трактовку Дитрихса: гот. *hails... *skapei jah matjan jah drigkan 'привет... сделай и есть и пить' [Wrede 1891, 141], причем при таком членении германские формы предстают не в виде связной фразы, но как простой набор слов.

По мнению В. Краузе, германское предложение следует реконструировать в виде *skapjam matjan ja[h] drigkan 'давайте есть и пить' [Krause 1968]. Это толкование представляется наиболее простым и естественным в подобной ситуации; ср. намеренно просторечное "Ну-ка закусим и выпьем!.." в комментарии М. Л. Гаспарова к этой строке [Поэты "Латинской Антологии" 2003, 192].

Однако существуют и другие трактовки. Л. ван Хельтен восстанавливал отглагольное существительное *skapi 'слуга, прислужник на пиру' – имя деятеля (м. р. -ja) от *skapjan 'творить, создавать' [Helten 1904]. Реконструкция звательного падежа *skapja формально корректна, однако не следует забывать о том, что в классическом готском слуга обозначался словами andbahts, þius, þiumagus. Было у готов и обозначение прислужника-виночерпия – продолжение о/г *skankja-: ср. comes scanciarum в "Leges Visigothorum".

Новую форму в германском контексте усматривает также М. Халд, предложивший членение *skapjam atzja ja[h] drincan = *skapjam atja ja[h] drinkan 'сделаем еду и питье' [Huld 1990]. Эта реконструкция основывается на двойном допущении. Во-первых, для готского восстанавливается отглагольное существительное *ētja (вин. п.) 'еда, яства' < о/г *ē1tjan (по Халду, *ǣtjan). Во-вторых, для о/г *ē1 предполагается особое развитие в восточногерманском, аналогичное древнеисландскому, древнесаксонскому и древневерхненемецкому, то есть переход *ē1 > ā. Однако понятие "еда" обозначалось готским словом mats (м. р. -i) (к греч. βρῶσις; 'еда' в контексте Ин. 6, 55), причем глагол raatjan в готском потеснил глагол общеиндоевропейской этимологии itan 'есть'. Кроме того, переход *ē1 > ā в восточногерманском (готском и вандальском) не засвидетельствован – ср. [Wrede 1886; 1891].

Приводимые М. Халдом восточногерманские имена – гот. Radagaisus, бург. Gundomar – не системные примеры, а спорные случаи. Первый компонент имени Radagaisus допускает множественные интерпретации: он может возводиться не только к о/г *rēða- 'совет', но и к о/г *raiðō- 'поездка' или *rauða- 'красный'. Специфическая передача дифтонга *ai или *аи в таком случае обусловлена наличием дифтонга *ai во второй части двучленного имени собственного, то есть своеобразной гаплологией: *Raiða-gaizaz / Rauða-gaizaz > Radagaisus. Бургундское -mār в именах собственных, очевидно, возникло под франкским влиянием [Gamillscheg 1936, 165-166, 182-183]5. Ср. в связи с этим остгот. Gundimer (555-560; послания папы римского Пелагия I) [Wrede 1891, 156], вестгот. Guntemirus (846 г.), Gundemiri (986 г.) [Piel, Kremer 1976, 165] – и, с другой стороны, вестгот. Gundemaro (король в 610-612 гг.) и другие формы того же имени [ibid.] под франкским влиянием (указанные годы – эпоха активного взаимодействия вестготов с франкским королевским домом). Потому заключение Ф. Вреде о реализации о/г *ē1 в остготском как ē с тенденцией сужения в ī [Wrede 1891, 161] не утратило своей актуальности.

Далее, да. ete 'еда, яства', привлекаемое М. Халдом для обоснования реконструируемой готской формы, не может восходить к о/г *ē1t-, поскольку в древнеанглийском примере представлен краткий гласный. Да. ete явно происходит от о/г *ati- (производного от основы претерита единственного числа о/г *ětan(an) 'есть') с последующей палатальной перегласовкой ă > [æ] > ě. Странно, что М. Халд, целиком транспонирующий фразу из эпиграммы на древнеисландский, древнеанглийский и другие уровни (!), в деталях своих построений не учитывает основ древнегерманской фонологии. Если исходить из да. ete, то готское соответствие должно восстанавливаться в виде *ati (ср. гот. fra-atjan 'проедать'). Но если такое слово действительно существовало и было отражено в эпиграмме, то в таком случае неверны предположения Халда о развитии о/г *ē1 > ā в восточногерманском.

Разумеется, в разговорном готском (и шире – восточногерманском) существовали слова, не отраженные в переводе Св. Писания. Однако представляется, что в реконструкции рассматриваемой фразы нужно исходить из общей вероятности той или иной структуры. Не подлежит сомнению, что латинский автор привел в эпиграмме известные, узнаваемые германские слова и фразы, бывшие у всех на слуху. *Hails в качестве стандартного приветствия-здравицы заставляет предполагать в scapia matzia ia drincan столь же стандартную застольную формулу.

Рассмотрим опорные точки реконструкции. Союз ja[h] позволяет выделить в составе германской фразы парную структуру *matjan jah drinkan 'есть и пить' (германское -tj- передано латинским -tz- согласно общей практике того времени, обусловленной латинской ассибиляцией (ср. [Wrede 1891, 72-73]6). Предлагаемое М. Халдом существительное *ētja (точнее, *atja) 'food – еда' резко контрастирует с последующим инфинитивом drincan. Носитель современного английского языка, видящий в форме drinc и глагол, и существительное, может не осознавать этого различия в полной мере. Однако германский инфинитив drincan как второй член формулы с сочинительным союзом ja[h] заставляет предполагать, что эта формула была парной, то есть первым ее членом также был инфинитив. "Еда и питье" в классическом готском обозначались бы как *mat jah dragk (draggk) (в винительном падеже), и даже предполагаемое *atja требовало бы сочетания не с последующим инфинитивом, но с существительным dragk [draŋk].

Итак, традиционную реконструкцию парной формулы *matjan jan drinkan 'есть и пить' можно считать реабилитированной. Конечный -n в matjan пропущен либо самим автором эпиграммы, воспринимавшим германские слова на слух, либо последующим переписчиком. При этом начальное scapia по-прежнему допускает две указанные выше интерпретации: либо *skapjam 'давайте' (где конечный -m сливается с начальным m- следующего слова), либо *skapi 'прислужник на пиру'.

С одной стороны, отсутствие аналогов существительного *skapi 'прислужник на пиру' в древнегерманских языках делает более предпочтительной трактовку scapia = императив *skapjam 'сотворим; давайте' (или * skapei 'давай', по Ф. Вреде). Кроме того, перед нами некий застольный возглас, а не фраза из германо-латинского разговорника; и вряд ли на пиру (а не в харчевне) приходилось специально требовать, чтобы подали еду и питье. Формула "будем есть и пить" – общее место позднеантичных пиров; она нашла отражение даже в Послании св. апостола Павла (в ироническом контексте): "...Какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!" [1 Кор. 15, 32].

Рассмотрим готский перевод этого контекста: "...ƕo mis boto jabai dauþans ni urreisand? matjam jan drigkam, unte du maurgina gaswiltam". Можно видеть, что глаголы соответствуют формуле из эпиграммы, но сам призыв оформлен в классическом готском без глагола *skapjan. Как известно, значение будущего передавалось в готском языке формой настоящего времени, тогда как аналитические конструкции находились в процессе становления. Судя по всему, германская фраза в эпиграмме является примером одной из таких конструкций (если бы не форма scapia, можно было бы предполагать искаженное *matjam jan drigkam 'будем есть и пить').

На основании определения, данного в самом тексте, германские слова эпиграммы принято считать готскими. Они (с указанием на источник) включены в словарь В. Лемана [Lehmann 1986, 94, 169, 246, 298]. Однако не следует забывать о том, что латинский текст был создан в вандальской Северной Африке и все поэты "Латинской Антологии" имели дело прежде всего с вандалами (ср. посвящения вандальским королям и их знатными родственникам). Потому существенно, что в форме eils < вост.-герм. *hails представлено продолжение общегерманского дифтонга *ai, характерное именно для вандальского: ср. Oageisus < *Hauha-gaizaz и заключения Ф. Вреде по вандальскому ономастикону [Wrede 1886, 95]. В остготском общегерманский дифтонг *ai переходил в ē, что также установлено и обосновано Ф. Вреде [Wrede 1891, 165]. Сам исследователь указывает, что вульфилианское *hails выглядело бы в остготском как *(h)ēl – с монофтонгизацией и отпадением конечного -s. Потому Вреде предложил отнести эти германские формы либо к доостготскому периоду (эпоха ранних вестготов Алариха в Италии), либо к вандальскому языку [Wrede 1891, 141]. М. Халд также указывает на своеобразное развитие дифтонга и на основании этого берет в кавычки термин "готский" в применении к данной эпиграмме [Huld 1990, 120]. Д. Бонфанте со ссылкой на Ф. Делла Корте также говорит о возможной принадлежности форм к вандальскому языку [Бонфанте 1971, 98].

Если анонимный автор воспроизвел в своей эпиграмме вандальские, а не готские формы, то он мог употребить обозначение "готский" либо в широком смысле, то есть как синоним "восточногерманского", либо в архаизирующей функции, если по стилистическим или политическим соображениям не было принято указывать на "вандальский" (ср. "скифский" вместо "готский" у античных авторов). Однако известные поэту заздравные возгласы могли раздаваться и среди готов, поскольку в Северной Африке наряду с вандалами присутствовали и готы (ср. [Fiebiger 1944, 6, 10]). В начале VI в. Теодорих Великий выдал свою овдовевшую сестру Амалафриду за короля вандалов Трасамунда. За это вандалам было достаточно "дружбы вместо ежегодных выплат". Амалафрида отправилась в Карфаген с внушительной свитой из 1000 элитных воинов и 5000 их слуг [Вольфрам 2003, 442]. Таким образом, Северная Африка была областью контактов различных восточногерманских племен.

Диалектное членение восточногерманской области известно нам весьма приблизительно. Кроме того, вульфилианское произношение дифтонгов ai и au – спорный вопрос. Ф. Вреде (в целом разделявший концепцию Я. Гримма о чтении готских диграфов в эпоху Вульфилы) считал возможным переход ai > ei уже при Аларихе I, то есть в начале V в. Многие современные исследователи полагают, что вульфилианские диграфы ai и au ни в одной из позиций не передавали дифтонгов [ai] и [au] [Marchand 1973, 74-76, 83; Жирмунский 1976, 313-325, 658-661; Кузьменко 1992, 196-198]. Необходимо также указать, что в безударном слоге о/г *ai в вандальском перешло в е: ср. единственную вандальскую глоссу firoia arme 'Господи помилуй' = гот. *frauja armai (в вульфилианской орфографии) (новейшая критика текста – [Tiefenbach 1991])7. Таким образом, реализация о/г *ai в восточногерманском – многообразная проблема, допускающая целый ряд трактовок.

Готские или вандальские – в любом случае, германские слова были для автора латинской эпиграммы средством создания определенной стилистической окраски текста. Эти вкрапления задают низкий стиль, в соседстве с ними "никто не смеет слагать хорошие строки"8. Однако для древних германцев это высокие и священные слова приветствия, открывающие пир и прием гостей. Германские (древнеанглийские) вкрапления, переданные как "wasseil!" и "drincheil!", встречаются в латинской "Истории бриттов" Гальфрида Монмутского (глава 100, описание пира у Хенгиста) [Гальфрид Монмутский 1984, 69]. Это константы и символы традиции. Германский глагол *skapjan 'творить, создавать' также относится к лексике высокого стиля. Но для безымянного латинского автора то были "варварские пиры", и анонимные сетования из Северной Африки звучат в унисон со стихотворными жалобами Аполлинария Сидония сенатору Катуллину (60-е годы V в.) о "музе, изгнанной щипковыми инструментами варваров"9.

Эпическая традиция восточных германцев закономерным образом не получила письменной фиксации. Тем не менее, песни и здравицы существовали с той же достоверностью, как и простодушные бургунды, толпой ходившие за Сидонием. Потому на всяком живом свидетельстве эпохи словно лежит отблеск утраченного клада. Недаром сказано: "Каждое новое поколение филологов заново вглядывается в то немногое, что сохранилось, реконструирует разорванные связи, толкует значения слов, пытаясь угадать за фрагментами целое и, насколько возможно, восполнить... пробелы в корпусе" [Смирницкая 1982, 174].

Источники

Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. / Изд. подг. А. С. Бобович, А. Д. Михайлов, С. А. Ошеров. М., 1984.

Поэты "Латинской Антологии": Пер. с латинского / Вступ. ст. М. Л. Гаспарова; сост. и прим. М. Л. Гаспарова, Ю. Ф. Шульца; общая ред. М. Л. Гаспарова. М., 2003.

Anthologia Latina sive poesis latinae supplementum, pars I: Carmina in codicibus scripta / Rec. A. Riese. Ed. 2. I-II. Lipsiae, 1894-1906.

Fiebiger O. Inschriftensammlung zur Geschichte der Ostgermanen. Zweite Folge. Wien, 1944 (Denkschriften der Österreichischen Akademie der Wissenschaften in Wien. Philos.-hist. Klasse. Bd. 72. Abh. 2).

Poetae Latini minores / Rec. Aem. Baehrens. V. IV: Anthologia Latina. Lipsiae, 1882.

Научная литература, словари

Бонфанте 1971 – Бонфанте Д. Романизованное население Италии и германцы // Современное итальянское языкознание. М., 1971. С. 92-136.

Вольфрам 2003 – Вольфрам X. Готы. От истоков до середины VI века (опыт исторической этнографии) / Пер. с нем. Б. П. Миловидов, М. Ю. Некрасов; под ред. М. Б. Щукина, Н. А. Бондарко и П. В. Шувалова. СПб., 2003.

Гаспаров 2003 – Гаспаров М. Л. "Латинская Антология" в вандальском Карфагене // Поэты "Латинской Антологии" / Пер. с латинского; вступ. ст. М. Л. Гаспарова; сост. и прим. М. Л. Гаспарова, Ю. Ф. Шульца; общая ред. М. Л. Гаспарова. М., 2003. С. 3-11.

Жирмунский 1976 – Жирмунский В. Ш. Готские ai, au с точки зрения сравнительной грамматики и фонологии // В. М. Жирмунский. Избранные труды. Общее и германское языкознание. Л., 1976. С. 313-325, 658-661.

Корсунский, Гюнтер 1984 – Корсунский А. Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской Империи и возникновение германских королевств (до сере-дины VI в.). М., 1984.

Кузьменко 1992 – Кузьменко Ю. К. Эволюция германских фонологических систем. Л., 1992.

Смирницкая 1982 – Смирницкая О. А. Поэтическое искусство англосаксов // Древнеанглийская поэзия / Изд. подг. О. А. Смирницкая, В. Г. Тихомиров. М., 1982. С. 171-232.

Helten 1904 – Helten L. van. Zu AnthologDtfLatina Ed. Riese № 285 und 285a // Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur. 1904. Bd 29. S. 339-343.

Höfler 1956 – Höfler O. Die hochdeutsche Lautverschiebung und ihre Gegenstücke bei Goten, Wandalen und Burgundern // Anzeiger der österreichischen Akademie der Wissenschaften. 1956. Bd 93. S. 294-318.

Höfler 1957 – Höfler O. Die zweite Lautverschiebung bei Ostgermanen und Westgermanen // Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur (Tübingen). 1957. Bd 79. S. 161-350.

Huld 1990 – Huld M. E. The "Gothic" epigram in the Anthologia Latina and the development of PG *ǣ in East Germanic dialectology // Michigan Germanic Studies. 1990. Vol. 16.2. P. 120-127.

Krause – Krause W. Handbuch des Gotischen. München, 1968.

Lehmann 1986 – Lehntann W. P. A Gothic Etymological Dictionary. Based on the 3d ed. of Viergleichendes Wörterbuch der gotischen Sprache by Sigmund Feist. Leiden, 1986.

Marchand 1973 – Marchand J. The sounds and phonemes of Wulfílas Gothic. The Hague; Paris, 1973.

Piel 1976 – Piel J. M., Kremer D. Hispano-gotisches Namenbuch. Heidelberg, 1976.

Pokorny 1959 – Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bd I-II. Bern; München, 1959.

Rotsaert 1983 – Rotsaert M.-L. Gotica 'Vindobonensia'. Localisation, sources, scripta Theodisca // Codices manuscripti. 1983. Vol. 9. P. 137-150.

Tiefenbach 1991 – Tiefenbach H. Das wandalische Domine miserere // Historische Sprachforschung. 1991. Bd. 104 [= Zeitschrift für vergleichende Sprachforschung]. S. 251-268.

Wagner 1994 – Wagner N. Zu den Gotica der Salzburg-Wiener Alcuin-Handschrift // Historische Sprachforschung. 1994. Bd 107. S. 262-283.

Wrede 1886 – Wrede F. Über die Sprache der Wandalen. Strassburg; London, 1886 (Quellen und Forschungen zur Sprach- und Culturgeschichte der germanischen Völker LIX).

Wrede 1891 – Wrede F. Über die Sprache der Ostgoten in Italien. Strassburg, 1891 (Quellen und Forschungen zur Sprach- und Culturgeschichte der germanischen Völker LXVIII).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. В пер. М. Л. Гаспарова – "Варварские пиршества". Нумерация эпиграммы – согласно изданиям А. Ризе и Э. Беренса (ср.: [Anthologia Latina 1894-1906; Poetae Latini minores, IV, 1882; Поэты "Латинской Антологии" 2003, 107, 171]).

2. Здесь и далее имя этого короля остготов приводится в традиционной передаче.

3. Обсуждение имен (кроме Watanant) – см. [Wrede 1886, 41, 74, 76-77, 84].

4. Ср. подразделение на № 285 и № 285а у Ризе [Anthologia Latina 1984-1906, Helten 1904]).

5. Сам М. Халд упоминает эту концепцию (ср. [Huld 1990, 125]), однако она идет вразрез с его построениями. Готское название буквы из Алкуиновой рукописи – gaar (< о/г *jēran 'год', ср. гот. jer), также приводимое М. Халдом в качестве доказательства перехода о/г *ē1 > ā в восточногерманском, единодушно интерпретируется исследователями как пример франкского (западногерманского) влияния [Rotsaert 1983; Wagner 1994].

6. Таким образом, -tz- в эту эпоху еще не является ни особым диалектным явлением (идея О. Хёфлера о "втором восточногерманском передвижении согласных" (ср. [Höfler 1956; 1957])), ни итальянизмом (ср. [Бонфанте 1971, 98] об эпиграмме).

7. Считалось, что эта глосса дошла в искаженном виде (ср. [Wrede 1886, 71]), и потому данный вандальский реликт до настоящего времени рассматривался как полумифический. Однако Г. Тифенбах обратился к рукописи "Collatio cum Pascentiо" (G. V. 26, Biblioteca Nazionale Universitaria, Турин) и на л. 25 v обнаружил искомое froia arme, записанное каллиграфическим полуунциалом второй половины VI в. [Tiefenbach 1991, 259]. Исследователь опубликовал фотокопию соответствующего листа кодекса [Tiefenbach 1991, 260].

8. Потому соображения М. Халда [Huld 1990, 121-123] о "правильном" или "неправильном" ритмическом рисунке эпиграммы представляются неактуальными: латинский автор мог особо подчеркивать "негармоничность" германских форм.

9. Цит. по: [Корсунский, Гюнтер 1984, 88-89].